Одетта де Шамдивер, фаворитка поневоле/Воспоминание четвертое. Мятеж
| ← Воспоминание третье. Король | "Одетта де Шамдивер, фаворитка поневоле" ~ Воспоминание четвертое. Мятеж автор Zoe Lionidas |
Воспоминание пятое. Гибель Франции → |
Воспоминание четвертое. Мятеж
Победа ценой преступления
|
Злосчастный для страны 1407 год катился к своему концу, когда королева в свою очередь разрешилась от бремени, произведя на свет официально – мальчика, названного Филиппом, которой якобы скончался через несколько дней после рождения. Впрочем, одна из позднейших хроник утверждает, будто на свет появилась дочь, названная Жанной, и как несложно догадаться, ревнители «теории заговора», тут же объявили, что именно эта дочь... дальше можете продолжить сами.
В реальности известно лишь одно, когда уже в Новое Время могилу Филиппа вскрыли, она оказалась пустой. Посему, рождение последнего ребенка Изабеллы Баварской в самом деле представляет собой историю довольно темного свойства, возможно, так и не понятую до конца. Кто-то предполагает также, будто новорожденный слишком явно походил на своего реального отца – Людовика Орлеанского, и посему, малыша поспешили вынести из дворца и спрятать у надежных людей. Предположение еще более нелепое, во-первых, о чем можно было говорить, когда подросший малыш с возрастом наверняка бы изменился, причем совершенно непредсказуемо, во-вторых, Людовик был как-никак родным братом короля, так что разобраться по одному только виду младенца, кто приходился ему отцом, а кто дядей, было бы весьма проблематично. Посему, оставляем без комментариев и эту басню, и продолжим наш рассказ.
Жан Бургундский между тем, окончательно доведенный до белого каления тонкими интригами королевского брата (а в искусстве плести таковые Людовик Орлеанский на голову превосходил своего соперника, так же как тот превосходил его на поле боя!) , решил попросту разрубить гордиев узел, и расправиться с братом короля руками наемных убийц.
У бургундского герцога был для подобных «щекотливых поручений» надежный человек – некий Рауль д’Анкетонвилль, проворовавшийся царедворец, милостью бургундца спасенный от тюрьмы. Посему, усилиями этого ушлого персонажа, все было разыграно как по нотам. Некие неразговорчивые личности сняли дом по соседству с Отелем Барбетт, новой резиденцией королевы, и дождавшись, когда принц Людовик в очередной раз наведается к своей коронованной золовке, чтобы (официально) поздравить ее с появлением на свет малыша, его уже подстерегали у выхода. На свою беду, Людовик загостился до позднего вечера, возможно, и вовсе не собираясь покидать гостеприимный кров вплоть до рассвета, но его выманили с помощью подложного письма, якобы исходившего от короля. В согласии с этой подметной грамотой, герцога Орлеанского срочно требовали во дворец по некоему неотложному вопросу. Обманутый в сопровождении нескольких слуг с факелами, и одного пажа появился на темной и безлюдной улице Вьей-дю-Тампль приблизительно в одиннадцать часов ночи, где на него тут же набросились убийцы. После короткой схватки, безжизненное тело Людовика Орлеанского осталось лежать на мощеной мостовой, слуги убитого разбежались, единственно лишь юный паж Якоб де Малькерен, с бессмысленным геройством вступился за своего господина, и также был убит, причем тело его швырнули на труп герцога. Наемники растворились в темноте, едва откроются городские ворота, они покинут Париж.
Впрочем, королевское следствие в скором времени выйдет на след убийцы, и Жан Бургундский, некоторое время пытавшийся делать вид, что к случившемуся не имеет никакого отношения, счел за лучшее также бежать из города под защиту собственных крепостей. Известно, что за день до своего бегства он признался в содеянном престарелому дяде короля – Жану Беррийскому, впрочем, возлагая вину за случившееся на «врага рода человеческого», конечно же, бывшего подлинным виновником преступления.
Впрочем, едва оказавшись вне досягаемости королевского правосудия, герцог сменил тон, во всеуслышание признавшись в преступлении, и более того, восхваляя самого себя как спасителя государства от «тирании» королевского брата. Парижане, готовые что угодно простить своему любимцу, с готовностью подхватили подобные измышлизмы, тем более, что жертва была в городе исключительно непопулярна за свое высокомерие и привычку налево и направо транжирить деньги.
Наша героиня не могла не видеть (видел весь Париж!) как 10 декабря в город прибыла вдова погибшего, Валентина Висконти, в черном трауре и предстала перед королем, требуя сурового наказания для убийцы. Несчастный монарх в это время опять не сознавал, что происходит вокруг, и скорее всего ,уже успел забыть, что у него был когда-то брат. С течением времени болезнь продолжала прогрессировать, и король все больше и больше терял связь с реальностью, даже в периоды просветления плохо понимая, что происходит вокруг. Посему, петиция вдовы осталась без ответа, точнее, на словах ей было обещано все, что она желала бы услышать, но королевский совет во главе со слабохарактерной королевой Изабеллой прекрасно понимал, что ничего не может противопоставить вышколенной бургундской армии, в очередной раз готовившейся к наступлению на Париж. Посему, вдовой и детьми погибшего решено было пожертвовать и думать лишь о том, чтобы выхлопотать для себя наилучшие условия для капитуляции.
Кризис углубляется
|
Таким образом, Жан Бургундский де-факто становился полноправным хозяином страны и ее обитателей, кстати говоря, с нетерпением ожидавших его приезда и наступления «золотого» безналогового века. С триумфом победитель въехал в Париж 8 февраля следующего, 1408 года, и сразу вслед за тем, в присутствии бургундского отряда, терпеливо ожидавшего у дверей Палаты Правосудия чем кончится дело, королевский совет, терпеливо выслушад длинную речь монаха Жана Пети, вещавшего от имени герцога Бургундского (говорить самому столь высокопоставленному персонажу не полагалось). Со всей строгостью аристотелевской логики старательный монах доказывал, что Людовик Орлеанский сам заслужил свою участь, ибо тиран заслуживает только тираноубийства, каковое действо следует полагать похвальным и оправданным. Предугадать вердикт было несложно, однако, той же ночью, оставив победителя торжествовать в одиночестве, королева Франции со своими ближайшими сторонниками вновь бежала прочь из Парижа, захватив с собой невменяемого супруга. По сообщениям хронистов, приступ королевского умопомрачения был ужасен — вновь вернулась агрессия и буйство, однако, в спешке на подобные «частности» не обратили внимания, и безумца попросту заперли на ключ в одном из покоев его же резиденции в Мелене, где королева могла чувствовать себя в полной безопасности за огромными стенами.
Филипп Тетю, биограф нашей героини, полагает, что Одетту с собой не взяли, и она по все время отсутствия королевской четы оставалась в своих покоях во дворце Сен-Поль, терпеливо ожидая их возвращения. Если эта информация соответствует реальности, впору задуматься о причинах подобного поведения. Не доверяли бургундке? Сочли за лучшее перестраховаться, из опасений, что Одетта станет доносить своему господину обо всем происходящем? Нам не дано ответить на эти вопросы.
В любом случае, Одетта сохранила свое место, да и вряд ли можно было ожидать при бургундском владычестве, что слабохарактерная королева осмелится подобным образом вызвать гнев временщика. Да и сам конфликт постепенно сошел на нет, посулами и уговорами королевскую чету наконец сумели вернуть в столицу и жизнь пошла своим чередом. Впрочем, триумф бургундца в этот раз оказался недолгим, в июле того же года в Льеже, по причине мятежа, в осаде в собственном дворце оказался его верный союзник — Иоганн Баварский, получивший у собственных подданных хлесткое прозвание «Безжалостного». Надо сказать, что Жан Бесстрашный, несмотря на все свои отрицательные качества, был непоколебимо верен своим приверженцам, и посему, временно оставив Париж, поспешил на выручку во главе своей армии.
Ситуация снова оказывалась патовой, по сути дела, завися от того, выиграет или проиграет бургундец эту новую битву, однако же, королева Франции, уязвленная в своих лучших чувствах, ждать не пожелала. Оправдание, официально выданное убийце во время достопамятного заседания королевского совета, было сожжено рукой палача, в город, притихший и ожидающий своей участи вновь явилась вдова погибшего, Валентина, на сей раз в сопровождении своих малолетних детей. Однако, надежда на то, что вид маленьких сирот сумеет растопить сердца придворных, как и следовало ожидать, в скором времени оказалась тщетной. Опять же, можно с уверенностью говорить что наша героиня просто не могла не видеть движения траурного кортежа через весь город, сопровождавшегося горестным женским плачем — мягкосердечные парижанки оплакивали судьбу малышей. Впрочем, слезы эти быстро высохли, ради надежды на собственное благополучие разве не жалко было пожертвовать несколькими детьми и их матерью?…
Валентина пробудет в городе несколько недель, временно передав детей под опеку королевской воспитательницы Жанны дю Месниль, как мы помним, доброй подруги нашей героини, и вновь, уедет прочь, ничего не добившись, кроме туманных обещаний. Эта поездка будет стоить ей здоровья, в скором времени вдова герцога Орлеанского окончательно сляжет, и умрет, оставив сиротами четверых детей, старшему из которых едва исполнится к этому времени пятнадцать лет. Париж вздохнет с облегчением, и постарается скорее забыть о случившемся, тем более, что бургундец одержит над мятежниками блистательную победу, и вернется в город триумфатором.
С первого взгляда кажется, что победа герцога Жана окончательна и безоговорочна. В самом деле, вдова убитого, как было уже сказано, в скором времени умирает от горя, старшему сыну орлеанца едва исполнилось 15 лет, рассматривать его как противника — совершенно несерьезно. Слабохарактерная королева да и весь королевский совет находятся, что называется, в кулаке у победителя, который появляется во дворце буквально мельком, чтобы просто объявить в очередной раз свою волю, тогда как реальная большая политика словно сама собой перемещается в отель Артуа — его резиденцию в столице. Король забыт и оставлен, именно сюда тянутся лизоблюды всех родов и видов, спешащие как можно скорее оказаться на стороне победителя и получить таким образом свой кусок пирога.
Как будто в знак полного позора и бессилия королевской четы, в старинной соборе Шартра проводится насквозь фальшивая церемония «примирения» между убийцей (который ко собственным словам раскаивается лишь в том, что вызвал недовольство короля!) и плачущими от унижения и бессилия детьми убитого. К просьбам бургундца о мире, как несложно догадаться, насквозь театральным и фальшивым, присоединяются король и королева, молодой герцог Орлеанский и его братья вынуждены смириться с неизбежностью, и «королевское прощение» с помпой объявляется затем по всему королевству. Как несложно догадаться, подобному «примирению» цена, что называется, грош в базарный день, никто не обманут, по сути дела, речь идет о национальном позоре, и полное бессилие и беспомощность короля Франции становится ясна даже самым наивным.
