Одетта де Шамдивер, фаворитка поневоле/Воспоминание четвертое. Мятеж

Материал из Wikitranslators
Перейти к: навигация, поиск
Воспоминание третье. Король "Одетта де Шамдивер, фаворитка поневоле" ~ Воспоминание четвертое. Мятеж
автор Zoe Lionidas
Воспоминание пятое. Гибель Франции




Содержание

Воспоминание четвертое. Мятеж

Гражданская война

Победа ценой преступления

Assassinat de LouisdOrleans.jpg
Гибель Людовика Орлеанского. - Поль Леюгер «Убийство на улице Барбетт». - II половина XIX столетия. - Гравюра.

Злосчастный для страны 1407 год катился к своему концу, когда королева в свою очередь разрешилась от бремени, произведя на свет официально — мальчика, названного Филиппом, которой якобы скончался через несколько дней после рождения. Впрочем, одна из позднейших хроник утверждает, будто на свет появилась дочь, названная Жанной, и как несложно догадаться, ревнители «теории заговора», тут же объявили, что именно эта дочь… дальше можете продолжить сами.

В реальности известно лишь одно, когда уже в Новое Время могилу Филиппа вскрыли, она оказалась пустой. Посему, рождение последнего ребенка Изабеллы Баварской в самом деле представляет собой историю довольно темного свойства, возможно, так и не понятую до конца. Кто-то предполагает также, будто новорожденный слишком явно походил на своего реального отца — Людовика Орлеанского, и посему, малыша поспешили вынести из дворца и спрятать у надежных людей. Предположение еще более нелепое, во-первых, о чем можно было говорить, когда подросший малыш с возрастом наверняка бы изменился, причем совершенно непредсказуемо, во-вторых, Людовик был как-никак родным братом короля, так что разобраться по одному только виду младенца, кто приходился ему отцом, а кто дядей, было бы весьма проблематично. Посему, оставляем без комментариев и эту басню, и продолжим наш рассказ.

Жан Бургундский между тем, окончательно доведенный до белого каления тонкими интригами королевского брата (а в искусстве плести таковые Людовик Орлеанский на голову превосходил своего соперника, так же как тот превосходил его на поле боя!), решил попросту разрубить гордиев узел, и расправиться с братом короля руками наемных убийц.

У бургундского герцога был для подобных «щекотливых поручений» надежный человек — некий Рауль д’Анкетонвилль, проворовавшийся царедворец, милостью бургундца спасенный от тюрьмы. Посему, усилиями этого ушлого персонажа, все было разыграно как по нотам. Некие неразговорчивые личности сняли дом по соседству с Отелем Барбетт, новой резиденцией королевы, и дождавшись, когда принц Людовик в очередной раз наведается к своей коронованной золовке, чтобы (официально) поздравить ее с появлением на свет малыша, его уже подстерегали у выхода. На свою беду, Людовик загостился до позднего вечера, возможно, и вовсе не собираясь покидать гостеприимный кров вплоть до рассвета, но его выманили с помощью подложного письма, якобы исходившего от короля. В согласии с этой подметной грамотой, герцога Орлеанского срочно требовали во дворец по некоему неотложному вопросу. Обманутый в сопровождении нескольких слуг с факелами, и одного пажа появился на темной и безлюдной улице Вьей-дю-Тампль приблизительно в одиннадцать часов ночи, где на него тут же набросились убийцы. После короткой схватки, безжизненное тело Людовика Орлеанского осталось лежать на мощеной мостовой, слуги убитого разбежались, единственно лишь юный паж Якоб де Малькерен, с бессмысленным геройством вступился за своего господина, и также был убит, причем тело его швырнули на труп герцога. Наемники растворились в темноте, едва откроются городские ворота, они покинут Париж.

Впрочем, королевское следствие в скором времени выйдет на след убийцы, и Жан Бургундский, некоторое время пытавшийся делать вид, что к случившемуся не имеет никакого отношения, счел за лучшее также бежать из города под защиту собственных крепостей. Известно, что за день до своего бегства он признался в содеянном престарелому дяде короля — Жану Беррийскому, впрочем, возлагая вину за случившееся на «врага рода человеческого», конечно же, бывшего подлинным виновником преступления.

Впрочем, едва оказавшись вне досягаемости королевского правосудия, герцог сменил тон, во всеуслышание признавшись в преступлении, и более того, восхваляя самого себя как спасителя государства от «тирании» королевского брата. Парижане, готовые что угодно простить своему любимцу, с готовностью подхватили подобные измышлизмы, тем более, что жертва была в городе исключительно непопулярна за свое высокомерие и привычку налево и направо транжирить деньги.

Наша героиня не могла не видеть (видел весь Париж!) как 10 декабря в город прибыла вдова погибшего, Валентина Висконти, в черном трауре и предстала перед королем, требуя сурового наказания для убийцы. Несчастный монарх в это время опять не сознавал, что происходит вокруг, и скорее всего, уже успел забыть, что у него был когда-то брат. С течением времени болезнь продолжала прогрессировать, и король все больше и больше терял связь с реальностью, даже в периоды просветления плохо понимая, что происходит вокруг. Посему, петиция вдовы осталась без ответа, точнее, на словах ей было обещано все, что она желала бы услышать, но королевский совет во главе со слабохарактерной королевой Изабеллой прекрасно понимал, что ничего не может противопоставить вышколенной бургундской армии, в очередной раз готовившейся к наступлению на Париж. Посему, вдовой и детьми погибшего решено было пожертвовать и думать лишь о том, чтобы выхлопотать для себя наилучшие условия для капитуляции.

Кризис углубляется

Chartres - Cathédrale 15.jpg
Собор Нотр-Дам-де-Шартр. Здесь убийце будет даровано вынужденное «прощение».

Таким образом, Жан Бургундский де-факто становился полноправным хозяином страны и ее обитателей, кстати говоря, с нетерпением ожидавших его приезда и наступления «золотого» безналогового века. С триумфом победитель въехал в Париж 8 февраля следующего, 1408 года, и сразу вслед за тем, в присутствии бургундского отряда, терпеливо ожидавшего у дверей Палаты Правосудия чем кончится дело, королевский совет, терпеливо выслушад длинную речь монаха Жана Пети, вещавшего от имени герцога Бургундского (говорить самому столь высокопоставленному персонажу не полагалось). Со всей строгостью аристотелевской логики старательный монах доказывал, что Людовик Орлеанский сам заслужил свою участь, ибо тиран заслуживает только тираноубийства, каковое действо следует полагать похвальным и оправданным. Предугадать вердикт было несложно, однако, той же ночью, оставив победителя торжествовать в одиночестве, королева Франции со своими ближайшими сторонниками вновь бежала прочь из Парижа, захватив с собой невменяемого супруга. По сообщениям хронистов, приступ королевского умопомрачения был ужасен — вновь вернулась агрессия и буйство, однако, в спешке на подобные «частности» не обратили внимания, и безумца попросту заперли на ключ в одном из покоев его же резиденции в Мелене, где королева могла чувствовать себя в полной безопасности за огромными стенами.

Филипп Тетю, биограф нашей героини, полагает, что Одетту с собой не взяли, и она по все время отсутствия королевской четы оставалась в своих покоях во дворце Сен-Поль, терпеливо ожидая их возвращения. Если эта информация соответствует реальности, впору задуматься о причинах подобного поведения. Не доверяли бургундке? Сочли за лучшее перестраховаться, из опасений, что Одетта станет доносить своему господину обо всем происходящем? Нам не дано ответить на эти вопросы.

В любом случае, Одетта сохранила свое место, да и вряд ли можно было ожидать при бургундском владычестве, что слабохарактерная королева осмелится подобным образом вызвать гнев временщика. Да и сам конфликт постепенно сошел на нет, посулами и уговорами королевскую чету наконец сумели вернуть в столицу и жизнь пошла своим чередом. Впрочем, триумф бургундца в этот раз оказался недолгим, в июле того же года в Льеже, по причине мятежа, в осаде в собственном дворце оказался его верный союзник — Иоганн Баварский, получивший у собственных подданных хлесткое прозвание «Безжалостного». Надо сказать, что Жан Бесстрашный, несмотря на все свои отрицательные качества, был непоколебимо верен своим приверженцам, и посему, временно оставив Париж, поспешил на выручку во главе своей армии.

Ситуация снова оказывалась патовой, по сути дела, завися от того, выиграет или проиграет бургундец эту новую битву, однако же, королева Франции, уязвленная в своих лучших чувствах, ждать не пожелала. Оправдание, официально выданное убийце во время достопамятного заседания королевского совета, было сожжено рукой палача, в город, притихший и ожидающий своей участи вновь явилась вдова погибшего, Валентина, на сей раз в сопровождении своих малолетних детей. Однако, надежда на то, что вид маленьких сирот сумеет растопить сердца придворных, как и следовало ожидать, в скором времени оказалась тщетной. Опять же, можно с уверенностью говорить что наша героиня просто не могла не видеть движения траурного кортежа через весь город, сопровождавшегося горестным женским плачем — мягкосердечные парижанки оплакивали судьбу малышей. Впрочем, слезы эти быстро высохли, ради надежды на собственное благополучие разве не жалко было пожертвовать несколькими детьми и их матерью?…

Валентина пробудет в городе несколько недель, временно передав детей под опеку королевской воспитательницы Жанны дю Месниль, как мы помним, доброй подруги нашей героини, и вновь, уедет прочь, ничего не добившись, кроме туманных обещаний. Эта поездка будет стоить ей здоровья, в скором времени вдова герцога Орлеанского окончательно сляжет, и умрет, оставив сиротами четверых детей, старшему из которых едва исполнится к этому времени пятнадцать лет. Париж вздохнет с облегчением, и постарается скорее забыть о случившемся, тем более, что бургундец одержит над мятежниками блистательную победу, и вернется в город триумфатором.

С первого взгляда кажется, что победа герцога Жана окончательна и безоговорочна. В самом деле, вдова убитого, как было уже сказано, в скором времени умирает от горя, старшему сыну орлеанца едва исполнилось 15 лет, рассматривать его как противника — совершенно несерьезно. Слабохарактерная королева да и весь королевский совет находятся, что называется, в кулаке у победителя, который появляется во дворце буквально мельком, чтобы просто объявить в очередной раз свою волю, тогда как реальная большая политика словно сама собой перемещается в отель Артуа — его резиденцию в столице. Король забыт и оставлен, именно сюда тянутся лизоблюды всех родов и видов, спешащие как можно скорее оказаться на стороне победителя и получить таким образом свой кусок пирога.

Как будто в знак полного позора и бессилия королевской четы, в старинной соборе Шартра проводится насквозь фальшивая церемония «примирения» между убийцей (который ко собственным словам раскаивается лишь в том, что вызвал недовольство короля!) и плачущими от унижения и бессилия детьми убитого. К просьбам бургундца о мире, как несложно догадаться, насквозь театральным и фальшивым, присоединяются король и королева, молодой герцог Орлеанский и его братья вынуждены смириться с неизбежностью, и «королевское прощение» с помпой объявляется затем по всему королевству. Как несложно догадаться, подобному «примирению» цена, что называется, грош в базарный день, никто не обманут, по сути дела, речь идет о национальном позоре, и полное бессилие и беспомощность монархии становится ясна даже самым наивным.

Французы против французов

BL Royal 18 E II, fol. 416v.png
Французы против французов. - Неизвестный художник «Битва при Бринье». - Жан Фруассар «Хроники». — XV в. - BL Royal 18 E II, fol. 416v. - Британская библиотека, Лондон.

Что касается самого короля, его слово уже ничего не значит. Во время очередных приступов решения попросту принимаются от его имени (конечно же, победителем собственнолично и его ближайшим окружением), а во время просветлений монарху ничего не остается как прикрывать своим авторитетом уже совершившиеся и потому не поддающиеся исправлению действия временщика. Так, к примеру, выждав осторожности ради несколько месяцев, Жан Бургундский своей властью приказывает казнить последнего из «мармузетов», мэтр д’отеля и доверенное лицо королевы Франции. Бессильные протесты Изабо в расчет, конечно же, не принимаются. Король, пришедший в себя некоторое время спустя, вынужден объявить свершившееся своей волей, и тем самым временно подавить нарастающее возмущение.

Наша героиня, обычным образом, держит свои чувства в узде. Как ни дико может показаться, в это время она, по всей видимости, чувствует облегчение, больше не требуется разрываться пополам, стараясь угодить обоим противникам, более того, вездесущая придворная слежка временно ослаблена, ничтожный и ненужный король не опасен, и посему, его верная сиделка также выпускается из поля зрения. Возможно, в позднейшие времена об этом пожалеют… но повернуть ситуацию вспять, как обычно, будет уже не дано.

Зато как и следует ожидать, за пределами Парижа, боготворящего своего любимца, раздражение знати нарастает. В самом деле, закон велит повиноваться королю, а отнюдь не герцогу Бургундскому, захватившему власть над страной посредством убийства и угроз. Зато в головах спесивых баронов и графах сама собой появляется крамольная мысль, и прогнать таковую с каждым днем становится все сложнее: почему он а не я? Если Францией может управлять кто угодно, почему смельчаку, достаточно сильному и дерзкому для подобного дела, не попытаться таким же способом добиться своего?

По сути дела, назревающему возмущению не хватает только вожака, и он в скором времени появляется в лице гасконца графа Бернара д’Арманьяка, человека безжалостного и беспринципного, готового, что называется, по трупам добиваться своего. Желая придать своему делу хотя бы вид справедливого возмущения, он спешит выдать дочь за Карла Орлеанского, вслед за чем практически подчиняет юношу своей воле, и становится во главе всех недовольных бургундцем, которые вслед за своим главарем получают прозвище «арманьяков». 15 апреля следующего 1410 года бунтовщики встречаются в Жиене, где клянутся в верности друг другу для достижения общей цели: позорного изгнания (а если повезет — и казни для убийцы герцога Орлеанского). К недовольным присоединяется престарелый герцог Беррийский, дядя короля, которого эгоистичный племянник также отодвинул от властной кормушки.

В очередной раз вынырнувший из своей летаргии король пытается объявить Жиенскую Лигу вне закона, и в приказном порядке требует от бунтовщиков сложить оружие и мирно разъехаться по своим владениям. Королева, стремясь во что бы то ни стало предотвратить гражданскую войну ведет с ними переговоры, все тщетно. Проштрафившихся монархов уже никто не желает слушать. Бургундец лихорадочно собирает верные ему войска, и в предместьях Парижа начинаются первые бои. Впрочем, пока удача явно находится на стороне временщика, «арманьяки» терпят поражение и вынуждены отступить, однако же, им удается перерезать основные пути, по которым к городу идет снабжение товарами первой необходимости. В столице начинает сказываться нужда, разгневанные горожане винят «арманьяков» во всех своих бедах, в частности в том, что обожаемый герцог, придя к власти напрочь забыл о собственных обещаниях, ну конечно, виной тому враги, не позволяющие всенародному любимцу установить золотой век на земле! Посему, их следует одолеть и стереть в порошок, а дальше наступит беспробудное счастье… навсегда.

В попытках остановить неизбежное король объявляет, что самолично выступит в поход против мятежников, ну конечно же, во главе бургундских войск. Однако, воинственному порыву этому не суждено сбыться, монарх в очередной раз впадает в приступ безумия, а у обеих воюющих сторон заканчиваются деньги, и посему те волей-неволей вынуждены заключить между собой очередное перемирие. В качестве гарантии такового, обоим противником приказано удалиться прочь из Парижа и не появляться там более без прямого приказа короля. Однако, как того и следовало ожидать, формально подчинившись, и тот и другой исподволь накапливали силы, чтобы в последующий раз уже окончательно разделаться с врагом.

Личные инструменты