Америка от доисторических времен до европейской колонизации/Глава 1 Начало спора о происхождении индейцев

Материал из Wikitranslators
Перейти к: навигация, поиск
Оглавление "Америка от доисторических времен до европейской колонизации" ~ Глава 1 Начало спора о происхождении индейцев.
автор Zoe Lionidas
Глава 2 Забытое открытие и теории, связанные с правом владения новыми землями




Откуда и каким образом на американский континент попали индейцы?

12 октября 1492 участники экспедиции под предводительством Христофора Колумба вступили на землю нового континента, вначале (ошибочно) принятого ими за некую часть западной Азии. Ошибка позднее прояснилась, но имя «индейцы» так плотно пристало к ее краснокожему населению, что сохраняется неизменным с тех самых пор.

Сам Колумб, подробно описывая жителей вновь открытой земли — «с волосами черными и жесткими будто конский хвост… и большими выразительными глазами; не чернокожих, но скорее напоминающих обитателей Канарских островов, в чем нет ничего удивительного, ибо земля их находится на одной линии с Иерро, что в Канарской гряде, ежели ее (то есть линию — прим. переводчика) провести с востока на запад», ни единым словом не касается вопроса об их происхождении. Ничего удивительного в этом не было: для Колумба, вплоть до конца жизни упорно отстаивавшего теорию, будто остров Эспаньола непосредственно граничил с «катайским» берегом, индейцы несомненно были азиатами[1].

Педро Мартир де Англерия, испанский писатель и гуманист, о котором у нас еще неоднократно пойдет речь, в своих «Декадах» увидевших свет пятьдесят лет спустя после смерти великого мореплавателя, приписывает Колумбу мнение, будто «остров Эспаньола он полагал Офиром, упомянутом в Третьей Книге Царств». Мнение это представляется вполне правдоподобным, так как «златообильную страну Офир», откуда по приказу мудрого Соломона, финикийцы доставляли слоновую кость, золото и павлинов, географы XVI века действительно помещали в Азию; однако, доказательств, что Колумб разделял это мнение, в сохранившихся документах великого мореплавателя нет.

Америго Веспуччи, купец и путешественник, чье имя в конечном итоге и получил новооткрытый континент, уже говорит о «Новом Свете» (лат. Mundus Novus), то есть вполне отдает себе отчет, что речь идет о некоей земле, неизвестной древним авторам. Впрочем, он столь же уверен, что эта новооткрытый материк «непосредственно прилегает к восточной Азии… ибо… нам довелось повстречать там разнообразных животных, как то львов, оленей, коз… каковые не водятся на островах, но лишь на материковой земле.» (первое письмо, 18 июля 1500 г.). Впрочем, и этот исследователь твердо держался воззрения, что на этот новый материк местное население пришло из Азии, так как «лица у них широкие, так что видом своим они сходны с татарами» (последнее письмо. 1506 г.). Позднее, как мы увидим, все эти соображения будут в той или иной мере использованы в разных научных работах[2].

Что касается самих индейцев, у них также не было единого мнения на этот счет. Наряду с легендой о том, что в давние времена предки краснокожих пересекли «Великую Воду» на спине гигантской черепахи противопоставлялись другой легендарной традиции, нашедшей себе отражение, к примеру, в священной книге гватемальских туземцев «Пополь-Вух». Согласно этой, второй, точке зрения, предки ниоткуда не приходили. Они здесь же, на американской земле были созданы богами, и здесь же благополучно существуют до сих пор.

Содержание

Небольшое вступление: легенда о «неведомом штурмане»

Christopher Columbus.PNG
Христофор Колумб.
Себастьяно ди Пьомбо «Посмертный портрет, предположительно изображающий Христофора Колумба». - Холст, масло. — 1519 г. - Метрополитан-музей. - Нью-Йорк, США

Александр фон Гумбольт, один из великих естествоиспытателей XIX века однажды не без горькой иронии заметил, что личности с ограниченным кругозором, реагируют на великие открытия до боли одинаково. Вначале они пытаются их отрицать. Когда эта попытка терпит крах, доказывают, что «в этом нет ничего особенного». И наконец, приходят к выводу что «на самом деле это совершил кто-то другой». Был ли Колумб первым из европейцев, кто ступил на землю Западных Индий? Этот вопрос будоражил умы уже современников великого мореплавателя. Надо сказать, что Колумба не любили. Оснований для этого было немало. Коренным испанцам претил «генуэзский выскочка», к которому их король питал по их же мнению, непростительную благосклонность. Итальянцы и португальцы негодовали на то, что открытия были сделаны под испанским флагом, и новые земли оказались во власти соперничающей державы. Да и сам Колумб сам по себе был человеком с довольно тяжелым характером, властолюбивым, и падким до почестей.

Нет ничего удивительного, что в подобной — не слишком здоровой — атмосфере — появилась и пошла гулять по свету легенда о «неведомом штурмане». В разных вариантах суть ее сводилась к одному: некий торговый корабль (название его не упоминалось), который шел на Мадейру, к Азорским островам, в Англию, Фландрию и т. д. — пункт предназначения разнился от одного рассказчика к другому, был унесен бурей к американским берегам, где его команда повстречала неизвестный народ. В течение некоторого времени, моряки оставались в селении «дикарей», но в конечном итоге, соскучившись по дому, они решили попытать счастья и пересечь океан в обратном направлении. Однако, без карт, без знания господствующих ветров, задача оказалась непосильной. Вся команда погибла от голода и лишений, к моменту, когда корабль достиг испанской земли, в живых оставался один только штурман. Колумб, находившийся в это время на Грасьосе или Терсейре на Канарах (в других вариантах легенды: на Азорских островах, на острове Порту-Санту, или на Мадейре) приютил его и пытался выходить изо всех сил, но тот в конечном итоге умер, успев в последний момент передать своему новому другу корабельный журнал с необходимыми расчетами. Не выдержав очевидного соблазна, генуэзец присвоил его открытие себе и явился к испанскому королю, уверяя, что без посторонней помощи открыл путь к «Индиям». Остальное известно из истории. Основание для побасенки было вполне «логичным», в самом деле, как можно узнать о существовании неведомой земли никогда там не побывав? Колумб никогда прежде там не бывал (и не мог оказаться), значит — был кто-то другой![3]

Со временем легенда обрастала подробностями. Неизвестного штурмана объявляли андалузцем, баском, галисийцем, и наконец, португальцем. Гарсилиасо де ла Вега зашел так далеко, что дал ему имя — Алонсо Санчес, родом из Уэльвы. Всплывали все более красочные подробности о плавании корабля через неведомое «море». Бартоломе де лас Касас, современник Колумба, в своих записках отмечает, что в бытность свою на Эспаньоле (1502 г.) он много раз слышал об этом. О той же истории в своем сочинении «Общая и естественная история Индий» (1532 г.) упоминает также Гонсало Фернандес де Овьедо, впрочем, откровенно сомневаясь в ее достоверности, Диего де лас Касас в своей неопубликованной «Истории Индий» также уделяет внимание этой басне, несколько двусмысленно объявляя, что она «скорее всего, неподлинна, однако правдоподобна»[3]. Позднее сын Колумба, руководствуясь понятным желанием обелить память своего отца пытался доказать, что основанием для появления легенды были плавания штурмана Висенте Лопеса, около 1452 года безуспешно пытавшегося пробиться на Запад[4]. Постоянно дующие в противоположную сторону ветры не дали ему доплыть даже до середины океана, однако, плавание как таковое состоялось — и остальное доделало людское воображение.

К чести испанской короны следует сказать, что в течение десятков лет, когда между ней и Колумбами — отцом и сыном, шел нескончаемый спор о разделе богатств американского континента, монархи никогда не пытались использовать эту историю в своих интересах. По сути дела, образованные испанцы относились к ней более или менее скептически. Что касается ярых ее защитников, которые, заметим в скобках, не перевелись до сих пор, никому из них почему-то не пришло в голову наведаться в морской архив, чтобы просто узнать — реально ли существовал человек с упоминавшимся именем, и действительно ли в нужное нам время его корабль пропал без вести. Однако, история о «неведомом штурмане» упорно не желала умирать, прочно осев на страницах многочисленных маргинальных работ, и сумела благополучно дотянуть до середины ХХ века, а кое-кто желает верить в нее до сих пор, не удосуживаясь подвергнуть этот древний домысел хоть сколько-нибудь серьезному анализу.

Landing of Columbus (2).jpg
Первые шаги по незнакомой земле.
Джон Вандерлин «Высадка Колумба в Америке» - Холст, масло. - 1847 г. - Смитсоновский музей американского искусства. - Вашингтон, США

Любая маргинальная теория, безразлично кто и в каком веке ее создавал, всегда имеет одно неизменное свойство, которое позволяет отличить ее от серьезной науки: она представляет собой, как сейчас модно выражаться, «сферического коня в вакууме» — иными словами, создатели и защитники подобных измышлизмов всеми правдами и неправдами уклоняются от необходимости сопоставить свое сочинение с законами природы и фактами известной истории. Сделаем это сами.

Начнем с того, что парусный корабль в отличие от привычного нам современного теплохода, не способен двигаться иначе, как по направлению господствующих ветров и течений. Их направления изучались столетиями, и в эпоху Великих Географических открытий, о которой у нас идет речь, карты с указаниями пути к той или иной земле (т. н. «лоции») составляли коммерческую или государственную тайну, зачастую обретаясь в надежно охраняемых королевских или частных архивах. Несомненно, опытные капитаны и штурманы умели двигаться вперед при боковом или даже противном ветре, используя для этого косой (т. н. «латинский» парус). Корабль в этом случае несколько отклоняется от курса, но пусть медленно, все же продвигается вперед; однако, предпочтительными считались пути, где где господствующий ветер и/или течение сами гнали его в нужном направлении. Обратите внимание, читатель, ибо это очень важно: без прямой помощи ветра и/или течения может двигаться только корабль, управляемый человеческими руками — именно в этом и состоит все дело.

Во время шторма парусный корабль в первую очередь рискует потерять паруса, которые рвет или уносит прочь ветром. При очень сильной штормовой качке и ураганной ветровой скорости, обрушивались мачты, увлекая вместе с собой весь такелаж; более того, в отчаянных ситуациях, команда сама рубила мачты, возвращая тем самым кораблю относительную устойчивость. В этом случае, потерявший управление корабль становился игрушкой течений — так как ветровое давление на корпус по определению, на несколько порядков меньше. Следовательно, задача сводится к тому, чтобы определить, существует ли течение, способное унести корабль, идущий по указанному легендой маршруту, на другую сторону Атлантики.

Попытку окончательно разрешить этот вопрос поставил себе английский историк Сэмюэл Моррисон в своем сочинении «Адмирал моря-океана, жизнь Христофора Колумба»; в результате чего надежно установил, что направления течений (а также ветров — что было установлено в целях чистоты эксперимента) в этих местах никаким образом не могут отнести потерявший управление корабль к американским берегам[4]. Напрашивающееся возражение — не изменились ли они с XVI века опять же опровергается сохранившимися испанскими и португальскими лоциями, указывающими направления, не отличающиеся от нынешних.

Сплетни поутихли, впрочем — ненадолго. В 1982 году испанец Хуан Мансано вспомнил о старом португальском пути из Гвинеи, т. н. volta de Mina, когда возвращаясь из Африки, корабль должен был повернуть западней, приблизительно к центру Атлантического океана, после чего попутные ветры и течения несли его назад, к Португалии[4]. Впрочем, и эта попытка наталкивается на весьма заметную трудность: Колумб в своих путешествиях никогда не пользовался течением volta de mina, и никогда не был в Гвинее.

Легенда о «неведомом штурмане», как несложно догадаться, была с одной стороны порождением зависти и клеветы, с другой — ее с охотой подхватили малообразованные люди, для которых возможность «теоретически» вычислить существование новой земли казалось пустым звуком, и факт переписки Колумба и итальянским астрономом Паоло Тосканелли, и формулы расчетов (пусть и ошибочных) касательно того, как добраться в «Индию» морским путем, представлялись слишком мудреными и потому — лживыми. Здравый смысл подсказывал, что диковинные иксы и игреки — всего лишь средство для отвода глаз. А на самом деле, Колумб украл у того, кто видел и щупал своими руками. Понятно, просто и зауми не требуется. Удивляться нечему: недоверие к теоретическому знанию было преодолено только в нашу эпоху повальной грамотности (да и то порой недостаточно). Еще в конце ХIX века не где-нибудь, а в ученой среде продолжали утверждать, что невозможно определить вес планет, в самом деле, на весы их не положишь!

Животрепещущий вопрос: люди ли индейцы?

Осознание того, какую разрушительную мину замедленного действия открытие нового материка подвело под всю, столетиями незыблемую систему средневековых взглядов на мир, европейцы осознают далеко не сразу. Тревожный вопрос — откуда взялись индейцы, если в Библии о них ни слова — пока еще не прозвучал, хотя в более позднее время он станет краеугольным камнем для большинства исследователей.

Посудите сами. В течение более чем тысячи лет совершенно непреложной полагалась догма, что все народы (конечно же, известные древним), являются потомками троих сыновей Ноя: Хама (праотца черных африканских племен), Яфета — породившего белую расу и наконец, Сима, предка евреев, арабов и прочих семитских народов. При небольшом напряжении фантазии, к тому же Симу удавалось «пристегнуть» китайцев, монголов, и прочих представителей «желтой расы», но для американских индейцев места решительно не находилось[5].

Пока же, на этом раннем этапе, народы Европы куда более занимала дилемма — способны ли индейцы к восприятию католической веры, или же попытки привить им таковую заранее обречены на неудачу? Столь же остро стоял вопрос — способны ли эти девственные в отношении цивилизации народы принять способ жизни их более высокоразвитых европейских собратьев и обладают ли в достаточной мере нужным для того разумом, нужно ли индейцев держать в рабстве, или наоборот — освободить? Стоит ли обращать их в католичество силой оружия, или делать это исключительно мирными средствами?

Индейцы представлялись первым путешественникам лишенными всякого подобия веры, так, в частности, все тот же Колумб отстаивал мнение, что «у них никаких религиозных представлений, даже идолопоклонства». Совершенно лишенными представлений о боге представлял бразильских туземцев Америго Веспуччи. Ход этой непростой дискуссии выходит за рамки нашего повествования; желающие узнать о ней побольше сами откроют необходимую литературу. Нам же стоит остановиться на более чем нетривиальном факте, что дискуссия эта приняла настолько острый оборот, что вмешаться в нее пришлось римским папам. Первым свое мнение высказал Климент VII, авторитетом папства освятив применение насилия в обращении индейцев «в истинную веру». С точки зрения времени это можно было понять, однако его преемник, Павел III, высказался на эту тему посредством очень необычной буллы, в которой прямо объявляется

…Что индейцы воистину являются людьми, и не только способны к восприятию католической веры, но…в высшей степени жаждут к ней приобщиться.

— Sublimis Deus («Бог Всевышний…», 1537 г.

Brazilian-Indians.jpg
Индейцы караха (Бразилия).

Несколько шокированный подобной прямотой, американский исследователь Ли Хаддлтон, весьма старательно изучивший ранний период споров о происхождении индейцев, пытается объяснить подобное заявление тем, что речь идет о разрешении для индейцев владеть имуществом (в чем испанские власти им частенько отказывали). Все это так, но недвусмысленный характер буллы не позволяет принять ее в некотором «переносном смысле». Без сомнения, псевдотеория, будто жители американского материка всего лишь высокоразвитые животные (по некоему капризу природы имеющие вид людей), практически никогда не попадала на страницы книг высокообразованных авторов, принадлежащих к высшим сословиям европейских наций. Единственным — и то достаточно спорным исключением является неосторожное заявление англичанина Ричарда Идена, в 1577 году сделавшего перевод на родной язык «Декад» одного из пионеров американистики Педро Мартира де Англерия (об этом исследователе см. ниже). В предисловии, специально написанном для англоязычного читателя вступлении Иден несколько прямолинейно заявляет, будто «от сотворения мира, и вплоть до года названного выше (видимо, года плавания Колумба — прим. переводчика), не существовало пути от известных нам частей мира к этим новым землям». Развивая далее свою мысль, англичанин объявлял, что вплоть до современного для него времени индейцы существовали «под тираничной властью Сатаны» (то есть, были созданы дьяволом?) — и при всем при том, с готовностью объявлял, что совершенно убежден в наличии у них души(27).

Несомненно, с высоты воззрений нашей эпохи, возникает соблазн немедленно объявить испанцев (и прочие народы середины XVI века), бессмысленно жестокими, кровожадными, и — переходя к современной классификации понятий — «фашиствующими», на чем успокоиться, сладостно почувствовав собственное превосходство над далекими предками. Однако подобный подход к проблеме, вполне понятный и объяснимый с точки зрения подросткового максимализма, не приложим для научных целей — хотя бы потому, что любое явление, если причины его нами непоняты, рискует в будущем повториться вновь с теми же результатами. А разве, положа руку на сердце, оно уже не повторялось в ХХ веке в попытке известной идеологии изыскать «расово неполноценных людей», должных существовать исключительно в роли скота и безъязыких рабов для «истинных арийцев»? А если уже говорить совершенно откровенно, подобные взгляды не изжиты до сих пор, и раз за разом на страницах книг и газет всплывают попытки поиска «генетически» (новое слово в науке!) неполноценных народов, подлежащих исключительно истреблению, или в лучшем случае, подчинению «правильными нациями» (причем каждый раз «правильной» оказывается нация, к которой принадлежит пишущий или говорящий?

Titian - Pope Paul III - WGA22962.jpg
Папа Павел III.
Тициан «Портрет Павла III в папских одеяниях». - Холст, масло. — 1543 г. - Музей Каподимонте. - Неаполь, Италия

Посему эта тема позволяет нам затронуть интереснейший вопрос исторического происхождения морали (или как сейчас модно говорить «духовных ценностей») и корня подобных воззрений, уходящего ни много ни мало в каменный век. Те, кому не слишком интересны философские материи, автор советует немедленно перейти к следующему разделу, а для тех кто остался с нами — продолжим.

Этнографам, исследовавших племена, продолжающие в наш технологичный век вести первобытный образ жизни, практически сразу бросалось в глаза их любопытное отношение к окружающему миру. Еще плохо различая человека и животное, считая лесного зверя равным себе (а порой и превосходящим охотника по силе, ловкости и даже уму!), дикарское племя всегда рассматривает окружающий мир с точки зрения собственного величия. Об этом можно судить уже на языковом материале: самоназвания множества дикарских племен переводятся как «люди» или «настоящие люди», в то время как все прочие человеческие существа (включая нас с вами, а как вы думали?) людьми не являются. С точки зрения психологической и экономической науки, подобный взгляд на мир вполне объясним и понятен: дикарское племя, по причине скудости наличествующих в его распоряжении средства, просто не способно прокормить себя собственными силами. Дикарь по необходимости ведет себя как хищник, или если угодно, как паразит, существующий исключительно за счет варварского уничтожения ресурсов леса, степи, и — чего греха таить, других таких же племен. То чего нельзя создать, хочешь-не хочешь приходится отнимать, иначе на карту будет поставлено само выживание племени. Охота и война в глазах дикаря есть одно и то же; война — всего лишь охота на человека, с тем чтобы отнять его достояние, а то и самого убитого врага отправить в котел. С развитием цивилизации, когда появляется возможность вполне сносно прокормить себя на собственной земле, собственными же силами, накал страстей значительно снижается. Однако, сейчас развивать эту тему далее мы не будем, желающие опять же, откроют соответствующую литературу.

Если бы отдельный человек был бы способен как носорог или тигр выживать в одиночку — мы имели бы на раннем этапе человеческой истории «войну всех против всех». Но так как подобное невозможно, хочешь-не хочешь приходилось сбиваться в группы, ввиду отсутствия иных возможностей не только добиться желаемого, но и банально продолжить свое существование. Существование в группе поневоле требует доверия между ее членами, доверия чисто воинского, так как невозможно рисковать в схватке с врагом, одновременно опасаясь что «друг» вонзит тебе нож в спину. Из этих требований взаимной безопасности в собственном племени или роду и складывалась первобытная мораль, находившая себе выход через «общественное мнение» группы. Мораль давала безопасность и уверенность во взаимопомощи, но с другой стороны требовала от каждого определенной выдержки и умения обуздать собственные минутные желания. В мире, где изгнание из племени было равносильно смертному приговору, мораль становилась мощным механизмом организации и подчинения группы единому закону.

Но, как учит нас диалектика, не существует медали без ее обратной стороны. Для первобытной морали, подобная обратная сторона необходимо приводила к делению мира на «своих» (в среде которых следовало считаться с ее законами) и «чужих» — в отношении которых было позволено все. «Свои» по умолчанию полагались «хорошими» (что было не лишено смысла — в их отношении можно было питать определенное доверие), чужие — соответственно «плохими», то бишь непредсказуемыми и опасными. Эти «чужие» с точки зрения дикаря делились на две неравные категории — сильные (опасность), и слабые (корм). Первая группа подлежала безусловному уничтожению, второй могли позволить выжить в качестве рабочего скота и источника обогащения «победителей». Это вам ничего не напоминает, читатель?… Известный афоризм, когда-то записанный со слов старого эскимоса «отцом этнографической науки» Эдуардом Тайлором («Если кто-то уведет у меня жену — это будет плохо, а если я уведу у кого-то жену — это будет хорошо») в полной мере характеризует эту детскую стадию развития человечества.

С усложнением образа жизни, характерным уже для классового общества, члены одного и того же сообщества теряют родственные связи между собой, расселяясь кто куда и превращаясь просто в соседей, с другой стороны, растут и размеры самой общности — на смену горстке людей, образующих единый род, приходит племя, община, и наконец — государство. Но, как известно, человеческая психика всегда несколько запаздывает по отношению к быстро движущимся жизненным изменениям, и разделение на «своих» и «чужих», «наших» и «врагов», продолжает существовать, изменившись в очень небольшой мере. Другое дело, что на огромной государственной территории, прежнее единство сохранить уже невозможно, и де-факто единый народ всегда разделен на группы и группочки с совершенно разными, а порой и откровенно враждебными интересами. Государственная идеология, требующая (хотя бы теоретически) полагать «своими» всех, проживающих на его территории вступает в противоречие с реальными желаниями населяющих его людей. Посему начинается любопытнейший процесс «назначения» чужими собственных сограждан и земляков. Правила назначения все те же — любой, представляющий опасность (безразлично, реальную или мнимую) или просто необходимый в качестве козла отпущения за чьи-то неудачи, получает ярлык «опасного чужого», с неизбежными для него последствиями. Желание отыскать «виноватого» в своих бедах (читай — опасного чужого), во все времена приводило к погромам и кровавым расправам. уничтожению национальных и прочих меньшинств и охоте за ведьмами в прямом и переносном смысле. Назначение «слабыми чужими» всегда приводит часть народа к подчиненному положению, тому примером могут служить античные рабы («говорящие орудия»), и средневековые крестьяне, которых высшие сословия открыто полагали существами низшего порядка. Подобное «назначение» как и в прежние времена автоматически исключает «назначаемых» из сферы действия морали, поощряя в их отношении чисто первобытную вседозволенность. Другое дело, что «назначающие» не понимают, что играют с огнем — и в следующий раз ярлык может быть повешен на них же самих — если в этом будет заинтересована некая влиятельная личность или группа. Но этот момент мы уже оставим на совести подобных любителей бросаться обвинениями, заметив лишь, что постепенное увеличение возможностей производства, и общественного богатства, к счастью, постепенно сводят на нет подобные дикарские воззрения. Однако, процесс этот начинает бурно развиваться лишь во времена технической революции. А потому, нет ничего удивительного, что индейцы, как побежденные были назначены «низшими» существами, причем назначение это находилось на уровне конкретных плантаторов и мелких хозяйчиков, нуждавшихся в рабском труде. Высокообразованным классам, располагавшим родовым богатством и властью подобное просто не было нужно — и посему, теория «индейцев-животных» как родилась, так и благополучно умерла на низовом, малограмотном и алчном уровне.

Однако, если индейцев (вслед за Павлом III, требовалось все же признавать людьми, такими же как все прочие, во весь рост поднималась проблема — откуда взялись индейцы и каким образом они оказались на американском континенте? Что могла ответить на подобный вопрос тогдашняя наука?..

География от своего зарождения до времени Великих Открытий

Parmenides.jpg
Парменид, один из основателей учения о шарообразной Земле. - Неизвестный скульптор. - Голова т.н. «статуи из Элеи» - ок. I в. н.э.

Как было уже сказано, Библия, несмотря ни ни какие усилия ученых толкователей, в данном вопросе помочь не могла. Несколько забегая вперед скажем, что впоследствии попытки найти в ней ответ на искомый вопрос будут делаться неоднократно, но как несложно догадаться, без всякого успеха. Пока же, за неимением лучшего, ученые мужи сочли за лучшее воспользоваться вторым после Священного писания и произведений отцов церкви авторитетом того времени: трудами древних и средневековых географов. Посему, остановимся на несколько минут, чтобы задаться вопросом, что знала, и о чем догадывалась географическая наука того времени?…

Шарообразность земли для образованных греков никогда не составляла тайны. Гипотезу эту активно разрабатывали многочисленные пифагорейцы, достаточно полную форму ей придал один из последователей этой школы — Парменид. В одном из его трудов, созданных, по всей видимости, около 450 г. до н. э. планета разделялась на пять важнейших географических зон. Во-первых, это были приполюсные области на севере и юге, в пределах которых, по мнению автора, никакая жизнь была невозможна из-за жесточайшего мороза. Приэкваториальная зона, опоясывающая планету целиком с Востока на Запад, представлялась «зоной огня», не менее гибельной для всего живого. Посему, чисто теоретически населены могли быть исключительно зоны умеренного климата, где должна была располагаться «ойкумена» — пригодная для жизни зона. Ойкумена виделась Пармениду как некая огромная земная твердь, разделенная между собой четырехчастно двумя океанами, один из который рассекал ее на пополам с севера на юг, другой соответственно — с запада на восток.

Знаменитый Кратет Пергамский (II в. до н. э.) довел теорию пяти зон до логического завершения, предположив, что Европе в Южном полушарии противолежит земля «антокои» (то есть «противолюдей») — в современном понимании Южная Африка, где времена года должны были быть противоположными европейским; к примеру, в начале греческой зимы у «антикои» наступало лето, и наоборот. Что касается Северного полушария, то на противоположной его стороны располагалась земля «антиподов» — («противоног» — слишком буквально понятое, это наименование в последующие времена породило россказни о странном племени со ступнями, вывернутыми в противоположном направлении). У антиподов (то есть в современной Северной Америке), ночь наступала тогда, когда в Европе занимался день, и наоборот. К югу от этих мест, располагались «антихтоны» («люди противоположной земли», где соответственно и время суток, и время года были в точности противоположны европейским. Остается только поражаться возможностям человеческого гения, сумевшего прийти к совершенно правильным выводам на основе исключительно логики и весьма скудных фактических данных. Впрочем, как то часто бывало у древних, знание истинное и ошибочное причудливо смешивались между собой, в частности, тот же Кратет, исходя из своей собственной теории, полагал южные земли недостижимыми, так как пробиться к ним сквозь экваториальную зону огня было совершенно невозможно. Зато вполне реальным полагалось наведаться к западным антиподам, что представлялось по-видимому, исключительно вопросом времени. Отметим, что причудливые имени троих из этих гипотетических народов благополучно забылись, тогда как «антиподы» благополучно продолжили свое существование, распространив свое имя на всех туземцев, проживавших на «противолежащем континенте» или «противоположной стороне Земли». Впрочем, точку зрения Кратета разделяли далеко не все, так великий Аристотель, напрочь отвергая существование «западных антиподов», полагал, что за сравнительно узкой полоской Атлантического океана попросту располагается азиатский континент, и достичь его, плывя в этом направлении не составит никакого труда. Из нашего исторического далека нам известно, что именно эта идея вдохновляла Христофора Колумба, и его современников, и к какому результату она привела.

Впрочем, окончательного решения данного вопроса в древности получено не было, да и вряд ли подобное было возможно в принципе своем. Достигнув своего логического пика, исследование этого вопроса на время приостановилось, однако, факты продолжали постепенно накапливаться, пока не стало ясно, что вопреки всем теоретическим построениям, тропики мало того, что населены, не представляют собой ни малейшего препятствия для путешествия по суше или морским путем. Достижимость «антиподов» уверенно положил в основу своих воззрений Клавдий Птолемей (127—148 г. н. э.) — один из последних великих географов уходившей в прошлое античной эпохи.(14)

Crates Terrestrial Sphere.png
Глобус Кратета, с разделением Земного шара на пять климатических зон. - Эдвард Лютен Стивенсон. — «Глобус Кратета» - Иллюстрация к изданию Эдвард Лютен Стивенсон «Земные и небесные глобусы: их история и конструкция а также размышление о помощи, могущая ими быть оказаной при изучении географии и астрономии». - 1921 г.

Крах Римской империи, как и следовало ожидать, отбросил науку назад на целые столетия, возродились вновь давно забытые и отжившие свое теории, найдя себе место в ученых и богословских трудах новых поколений. Удивительного в этом не было: малообразованный, а то и вовсе малограмотный человек имеет обыкновение подозрительно относиться к любой «зауми», которую полагает способом забалтывания или прямого обмана, зато смело судит даже о самых сложных проблемах с точки зрения житейского «здравого смысла».

Результат жестокого кризиса античной науки и мировоззрения не замедлил сказаться: уже Лактанций (250—235 гг. н. э.) показал себя твердым сторонником теории плоской Земли, обосновывая свои воззрения «несокрушимо» логичным доводом: случись нашей планете в самом деле иметь форму шара, все находящееся противоположной ее стороне со всей неизбежностью посыпалось бы вниз! Подобную точку зрения разделяло подавляющее число его современников, а также представителей последующих поколений, и тем, что великие догадки древних сумели все-таки дожить до наших дней, мы обязаны горстке тогдашних «маргиналов», продолжавших отстаивать теорию шарообразной Земли и населяющих ее причудливых народов. Одними из очень немногих представителями этого направления, были Макробий и Марциан Капелла (V в. н. э.).

Впрочем, если возродившаяся теория плоской Земли решительно отправляла в небытие западных «антиподов», оставался открытым вопрос как быть с их южными собратьями. Разделяя мнение касательно «зоны огня», совершенно непреодолимой для кораблей, повозок и пеших путников (что опять же представляло собой значительный шаг назад по сравнению с мыслителями античного мира!), часть богословов и ученых Раннего Средневековья все же допускало возможность населенности Южной умеренной зоны, пусть и совершенно недостижимой для европейцев. Против этой идеи со всей страстностью ополчился Св. Августин Иппонийский, позднее признанный одним из самых прославленных учителей церкви. Подобное воззрение, доказывал Августин, не только совершенно нелепо с научной точки зрения, но и представляет собой опасную ересь. В самом деле, существование человечества, в соответствии с буквой Священного Писания, началось в регионе между реками Евфратом и Тигром, где располагался земной рай. Как расселяясь из этого центра потомки Адама и Евы, изгнанных прочь из Эдемского Сада после грехопадения, могли попасть в Южную зону, отделенную от них сплошным поясом огня?… Кроме того, Христос, как известно, наказал апостолам благовествовать «всем народам», тогда как антиподы (если все же допустить их существование) в принципе своем неспособны ознакомиться с христианской религией. Допустить же, что прародитель христианства приходил на землю дважды — для северного и южного населения, или же, что творение осуществлялось дважды, на севере и на юге, означало впадать в открытую ересь. Посему, южные земли, если таковые вообще существовали, следовало считать ненаселенными и пустыми.

Впрочем, несмотря всю решительность Августина, церковь в лице высших своих сановников, предпочла не касаться подобного вопроса, не объявляя официально существование «антиподов» ересью, и в то же время не поощряя подобных рассуждений, в принципе своем способным таковую ересь породить. Ученые континентальной Европы в последующие века старались не поднимать этого скользкого вопроса, казавшегося то время неразрешимым, единственно лишь в Англии, традиционно более вольнодумной и свободной в разработке самых неожиданных богословских теорий, св. Августин Кентерберийский и вслед за ним Беда Достопочтенный, решительно высказывались в пользу шарообразности земли и существования «антиподов» на противоположных ее сторонах.

С другой стороны, папа Захарий (VIII в. н. э.), человек решительный и прямолинейный, резко выговорил зальцбургскому епископу Виргилию за веру в существование «антиподов», как мысль прямо еретическую.

Но, как и следовало ожидать, никакое противодействие обскурантов не могло остановить научную мысль. «Каролингское возрождение» и начало Высокого Средневековья привели к оживлению научных дискуссий, и к XII веку увлекательный спор о существовании антиподов возобновился с новой силой, и если осторожный Ламберт Сент-Омер в своей «Цветочной книге» (лат. Liber floridus) правоверно доказывал, из пяти частей поверхности планеты, разделенных экваториальным океаном, населена исключительно Евразия, тогда как земли «антиподов» совершенно пусты, ему решительно возражали не менее прославленные Альберт Великий и Роджер Бекон — прародитель современных методов научного исследования — отстаивавшие населенность всех частей ойкумены. Впрочем, до начала эпохи Великих Географических открытий, окончательно поставившей точку в споре, последователи этой последней точки зрения оставались в жалком меньшинстве(15), и еще кардинал Пьер д’Элли, за каких-нибудь двадцать лет до путешествия Жила Эанеша, обогнувшего африканский континент, в своем увесистых трудах «Картина мира» (лат. Imago mundi) и «Сумма космографии»(лат. Compendium cosmographiae) продолжал настаивать на том, что экваториальная зона огня совершенно непреодолима.

Но вот «западные антиподы» благополучно явились на глаза всей мировой общественности, отрицать их существование (и тем более достижимость) стало более невозможно, и посему хочешь-не хочешь, приходилось отвечать на вопрос, откуда и как они взялись?…

Методом «научного тыка»…

Несложно заметить, что многие теории, которые будут изложены далее объединяет одна черта. Из хроник (легенд, неких документов) известно, что некий мореплаватель (или некий народ) куда-то отплыл или где-то там бесследно исчез. Появлялась заманчивая возможность, что этим «куда-то (или где-то) там» был именно американский материк. Дело за малым — найти тому доказательства. Реальные или мнимые.

Другой возможностью, из раза в раз использовавшейся в старинных (а порой и в современных также!) научных и псевдонаучных теориях, была попытка обнаружить некое сходство между тем или иным народом Старого света и индейцами Америки. Сходство это чаще всего сводилось к сходному звучанию некоторых слов, реже — верованиям, обычаям и платью, после чего изобреталась теория, как искомый народ мог достичь американских берегов.

Повторимся, что основой знания в те времена была в первую очередь Библия и труды отцов церкви, составлявшие в глазах людей начала Нового времени, ее естественное и несомненное продолжение. Вторым источником вдохновения были труды великих умов древности — Платона, Аристотеля, и прочих. Научная мысль пошла по привычной дороге.

Как уже упоминалось, вплоть до 1530 года, вопрос о происхождении американских индейцев как бы не существовал, или получал в научных работах своего века короткие и не слишком внятные ответы, опирающиеся единственно на «здравый смысл» или отрывочные рассказы мореплавателей, побывавших в «Западных Индиях». Американские «дикари» с точки зрения образованных европейцев не отличались от «дикарей» африканских или же азиатских, отрывочные сведения о которых уходили своими корнями в Средневековье, или того дальше — в античную древность. Полулитературные «дети лесов» рисовались образованным европейцам либо наивными и добрыми существами, не испорченными цивилизацией, живущими в гармонии с природой, либо злобными и кровожадными, не брезгующими трупоедством и каннибализмом.

Педро Мартир де Англерия и сказка о земле Офир

Peter Martyr d'Anghiera03a.jpg
Педро Мартир де Англерия.
Генри Мейер «Педро Мартир де Англерия». - Гравюра. — 1825 г.

Пожалуй, первым, кто — пусть в литературной, поэтической — форме поднял вопрос о том, откуда произошли эти наивные и добрые индейцы, не имеющие понятия ни о Боге, ни о дьяволе, ни об искушениях городской жизни — задал в своей «Новой интерлюдии» полузабытый ныне английский поэт Джон Рестелл (John Rastell, ок. 1519 г.). Вопрос остался без ответа, более того, никто даже не обратил на него внимания; и посему, первым, открывшим научную дискуссию о происхождении индейцев считается уже упомянутый нами Педро Мартир де Англерия. Его «Декады Нового Мира» составляют ни много ни мало четыре тома, первый из которых вышел в 1511, следующие два — пятью годами позднее, и наконец, заключительный — в 1530 г. Нам известно, что сведения свои Мартир получал из первых рук, в частности, одним из его информаторов был Мартин Фернандес де Энсисо, покоритель Дарьена, заклятый враг Нуньеса Бальбоа. Посему, в полном согласии с мнением Фернандеса, Мартир высказал первую любопытную теорию о происхождении одного из (видимо, легендарных) племен Центральной Америки, передавая рассказ все того же Фернандеса о том, как Нуньес Бальбоа якобы встретил на территории атлантического побережья нынешней Панамы чернокожих «индейцев», потомков некоей эфиопской экспедиции, чей корабль потерпел крушение у этих берегов[6]. Впрочем, останавливаясь на подобной теории лишь мельком, и похоже, не придавая ей слишком много значения, Педро Мартир непосредственно перешел к главному пункту своего изложения. Проследуем за ним.

Соглашаясь с мнением (которое, как мы помним, он же приписал Колумбу), что Эспаньола — это библейская земля Офир, и что по мнению Пинсона — одного из спутников Колумба, «индейцы кочуют словно скифы», автор со своей стороны предположил, что воплощением библейского Офира является не только — и не столько остров Эспаньола, но американский континент как таковой.

Relief Map of Middle East.jpg
Гавань Ецион-Гавер. Отсюда начинался путь в Офир.

Но что такое земля Офир, и почему Педро Мартир столь уверенно поместил ее на американский берег?

Откроем третью книгу Царств, где описана одна из экспедиций царя Соломона:

Царь Соломон также сделал корабль в Ецион-Гавере, что при Елафе, на берегу Чермного моря, в земле Идумейской.
И послал Хирам на корабле своих подданных корабельщиков, знающих море, с подданными Соломоновыми;
и отправились они в Офир, и взяли оттуда золота четыреста двадцать талантов, и привезли царю Соломону.

(Третья книга Царств, глава 9 ст. 26-28)

Продолжим чтение: «И корабль Хирамов, который привозил золото из Офира, привез из Офира великое множество красного дерева и драгоценных камней.» (Третья книга Царств, гл. 10 ст. 11)

«ибо у царя был на море Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым; в три года раз приходил Фарсисский корабль, привозивший золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов».(Третья книга Царств, гл. 10 ст. 26-28).

Библейские указания достаточно лаконичны, и не слишком ясны для современного человека. Постараемся изложить их в более развернутой форме.

Итак, сколь мы можем судить по древнейшим книгам Библии (а также современным научным данным), древние евреи (чье имя чаще всего толкуют как «живушие за рекой <Евфратом>» изначально были кочевым скотоводческим народом, образом жизни сходным с современными арабскими бедуинами. Возможно, в составе пестрой орды «народов моря», еврейские племена вторглись в Египет, где осели на несколько столетий, многое переняв из местного образа жизни, философии и культуры. После того, как власть «народов моря» была свергнута, и страна вновь вернулась под управление фараонов, еврейские племена покинули Египет, и, оставив позади Аравийский полуостров, окончательно осели в Палестине — древнем Ханаане, превратившись в земледельческий народ.

Изначально пестрый набор соперничающих между собой племен под влиянием внешней угрозы постепенно объединился в единое государственное образование под властью царей Саула, Давида, и наконец, Соломона. Этот последний, считающийся величайшим из владык Древнего Израиля, задумался, среди прочего, над религиозной реформой. Дело в том, что как многие кочевые народы, евреи в прежние времена не имели определенных мест или храмов для поклонения своему божеству. Древний Бог Израилев, известный нам как «Саваоф» — «Господь Воинств», предпочитал для себя сравнительно небольшой переносной шатер (т. н. «скинию») — ящик из древесины акации, обложенный изнутри золотыми листами, где хранились «Скрижали Завета» — Десять Заповедей праведной жизни, по преданию написанные рукой Бога.

PhoenicianTrade DE1.png
Финикия, ее колонии и торговые пути финикийцев в Средиземном море.

В своей новой столице — Иерусалиме, когда-то силой оружия завоеванном у иевусеев, отец Соломона, царь Давид, задумался над тем, чтобы построить для грозного Бога Израилева Храм, соответствующий его величию. Однако, в тот момент, знамения, полученные от жрецов были неблагоприятны для строительства — как всегда бывает в религиозных делах, традиция неохотно поддавалась изменению. Однако, идею отца твердо решил воплотить в жизнь царь Соломон.

Осуществить проект, рисовавшийся воображению царя было непросто. Для строительства гигантского здания требовалось огромное количество драгоценных материалов, которые нужно было закупать в сопредельных странах. В частности, это были знаменитые ливанские кедры, красное дерево, серебро, и конечно же, золото. Жители древнего Израиля никогда не были мореходным народом, и потому за помощью Соломон обратился к Хираму Великому — царю финикийских городов Тира и Библа. Финикийцы были опытными моряками. В течение столетий их корабли вдоль и поперек избороздили акваторию Средиземного моря, а также освоили атлантическое побережье; маршруты их торговых путей пролегали вплоть до Англии («оловянных островов»), где в обмен на средиземноморские товары закупался соответствующий металл, и — по некоторым данным — вплоть до «янтарных» полей Прибалтики. Когда-то нанятые на службу египтянами финикийские моряки впервые обогнули африканский континент, вернувшись в Египет с западной стороны.

Claude Lorrain 008.jpg
Корабли Соломона.
Клод Лоррен «Возвращение царицы Савской». - Холст, масло. - 1648 г. - Национальная галерея, Лондон

Именно этих храбрых мореплавателей, взявших на борт купцов, и возможно, воинов из среды подданных Соломона, царь направил в некую загадочную страну Офир. Местоположение ее вплоть до настоящего времени служит предметом ожесточенных споров; из короткого библейского текста можно лишь сделать вывод, что это была без сомнения тропическая страна, богатая золотом и драгоценной древесиной. После Соломона, Израильское царство погрузилось в хаос гражданских войн, лишь много позднее, Иехошафат, царь Иудеи (одного из государств, возникших на обломках империи Соломона), попытался повторить путь своего предшественника, но безуспешно, и дорога в Офир потерялась раз и навсегда.

Мартир де Англерия не оставил нам указаний, что побудило его отождествить загадочный Офир с американским континентом, однако, мы с достаточной уверенностью можем это сделать. Америка во времена конкистадоров воспринималась в первую очередь как страна золота. Многие тонны драгоценного металла «золотая» и «серебряная» флотилия, принадлежавшие испанской короне сумели переправить на европейский континент, в результате чего испанские монархи надолго превратились в богатейших государей Европы.

По всей видимости, по мнению нашего исследователя, драгоценный металл добывали сами моряки, или же получали его у местного населения в обмен на некие товары. Это и служило хотя и шатким, но все же «доказательством». Офир — страна золота, Америка — страна золота. Значит, Офир — это Америка! Кроме того, на американском континенте в изобилии присутствуют благородные породы дерева, которые также могли быть использованы для строительства Первого Храма.

Заметим, что Мартир де Англерия не останавливается на вопросе населенности своего гипотетического Офира, и вопросе о том, оставалась ли после ухода финикийских кораблей там некая колония, должная затем послужить ядром заселения пустынного континента, или быть, может, моряки смешивались с местными жителями, передавая им свои умения и навыки. Судя по всему, его это не интересовало. Зато в начале XVI века, о котором собственно идет речь, большинство ученых и богословов склонялось к тому, что загадочный Офир находился в Азии, в то время как «Новый Свет» почитался продолжением азиатского материка… так что теория казалась достаточно логичной и стройной.

Впрочем, у нее был один, более чем серьезный изъян. Если в точности следовать Библии, финикийцы начинали свой путь от побережья Красного моря[7] Здесь находились города идумеев — племен, близких древним евреям по языку и обычаям. Гавань Ецион-Гавер в настоящее время отождествляется с т. н. «Фараоновым островом» (Джезират Фар‘ун) в Эйлатском заливе, на территории современной Иордании — для начала пути в Америку позиция исключительно неудачная, так как «Хирамову кораблю» в этом случае пришлось бы обогнуть африканский континент, без какого на то логического основания. Плыть в Новый Свет было куда проще и быстрее из Средиземного моря, опять же, прекрасно знакомого финикиянам, изученного ими вдоль и поперек.

Впрочем, внимательный читатель заметит, что у Соломона было два корабля, второй из них — «Фарсисский» — находился в пути ни много ни мало, два года — вполне достаточно, чтобы при тогдашних скоростях добраться до Америки и вернуться назад. Судя по всему, речь идет о корабле, отправлявшемся из некоего финикийского порта, носившего имя «Фарсис» (библейское «Таршиш» תַּרְשִׁישׁ или «Таршиша» תַּרְשִׁישָׁה). Чаще всего этот город пытаются отождествить с финикийской колонией по имени Тарсесс, которую Страбон и Плиний располагают на побережье Испании. Менее вероятным предлагается отождествление «Фарсиса» с Тарсом в Малой Азии (где, несколько веков спустя, появится на свет Апостол Павел), сардинским побережьем и даже Карфагеном[8]. Однако, предположим, что Фарсис располагался на Средиземноморском побережье, откуда открывалась прямая дорога в Новый Свет. Но и здесь мы встречаемся с более чем серьезной проблемой: слоновую кость и павлинов, которые привозил с собой «фарсисский» корабль в Америке было не добыть никак. Посему, теория отклика не нашла и интереса к себе не вызвала. «Фарсисский» корабль, откуда бы он ни начинал свое путешествие, шел, по всей видимости, в Индию — где и слоны, обезьяны и павлины присутствовали в изобилии.

Гонсало Фернандес Овьедо и две его теории

Над «теориями» Фернандеса Овьедо не смеялся только ленивый, и думаю, читатель, что вы от всей души присоединитесь к этому хору. Другое дело — и это приходится подчеркивать вновь и вновь, даже в самой неверной и наполненной ошибками теории, в том случае, если составлял ее человек действительно знающий, с полной искренностью относящийся к своей работе, всегда найдется рациональное зерно. Более того, современным ученым не грех перечитывать эти старые, забытые работы, так как в этом случае путь к открытию может быть куда проще, так как развить с точки зрения современной науки догадки, высказанные в прошлом и забытые по причине полной невозможности их обосновать — представляется весьма плодотворным методом исследования.

Что же касается собственно Овьедо, среди вороха откровенных гаданий, забытого по причине полной необоснованности, в его сочинениях впервые прозвучала идея «Северного моста». Поясним, читатель. Если Европа в XVI веке была изучена вдоль и поперек, то север Азии по-прежнему представлял одно большое белое пятно; задача его исследования будет решена в более поздние времена. Посему, вполне логичной представлялась возможность, что где-то там, на неизведанном Севере, вплоть до Нового времени существовал или даже существует некий сухопутный «мост», соединяющий два материка; причем по мосту этому продолжает идти оживленное сообщение. Овьедо впервые закрепил эту мысль на бумаге, хотя отнесся к ней с объяснимым скепсисом; отбросив это вполне здравое рассуждение как догадку, которая не может быть ни доказана, ни опровергнута, он вместо этого предался куда более фантастическим предположениям. Проследуем за ним. (18)

Древние испанцы в садах Гесперид

MorThanFeastofAttila.jpg
Пир Аттилы. По всей видимости, Овьедо сходным образом представлял себе короля Геспера.
Тан Мор «Пир Аттилы.» - ок. 1870 г. - Холст, масло. - Венгерская национальная галерея. - Будапешт, Венгрия.

6 сентября 1523 года корабль «Виктория», последний из флотилии Магеллана вошел в севильскую гавань. Несколькими годами позднее из печати выйдет первый отчет о плавании, составленный верным летописцем Магеллана Антонио Пифагеттой, из которого образованные европейцы узнают, что американский материк (по крайней мере, в южной своей части) никак не связан ни с Азией, ни с Европой, но отделен от них огромными пространствами Атлантического и Тихого океанов.

Педро Мартир де Англерия, о котором у нас шла речь в предыдущем разделе, сумел застать это издание, но по всей видимости, был уже слишком стар и болен, чтобы как-то отреагировать на новые открытия, не оставляющие от его теории камня на камне. Эстафету продолжит Гонсало Фернандес де Овьедо — писатель, историк и по совместительству крупный чиновник при дворе короля Фердинанда-Католика. Всесторонне образованный, прекрасно знающий старинную и современную для своего века литературу, он успел побывать государственным нотариусом, чиновником инквизиции, и наконец, перебраться на Антильские острова, а затем и на материковую часть Америки, где последовательно занимал должности «писаря по рудникам» и «ревизора по переплавке золота», и наконец, в 1532 году был назначен официальным историографом Индий.

В отличие от своих современников, которых занимала «экзотика» новооткрытых земель (в частности конкистадор Педро Санчо в своем «Отчете о покорении Перу» (1534 г.) нашел нужным упомянуть, что «жители сказанной провинции, как мужчины, так и женщины, весьма грязны, у них большие руки, да и сама провинция эта весьма велика». Всех прочих авторов этих времен интересовали исключительно политический и экономический аспект использования новопокоренных земель, и пожалуй, Овьедо был первым, поставившим себе задачей изложить сведения об Индиях с точки зрения исторической науки. Его главный труд — «Всеобщая и естественная история Индий» в последнем издании (1944—1945 гг.) занимает ни много ни мало 14 томов убористого текста. Впрочем, при жизни автора из печати вышло только краткое изложение будущего многотомного опуса: «Сумма натуральной истории Индий» (1526 г.), и первый том собственно основного издания. Полностью работа Овьедо сумела увидеть свет лишь в 1851—1855 г., будучи напечатанной в Мадриде, и пожалуй, именно этому автору впервые пришло в голову задаться вопросом, каким образом люди и животные оказались на столь отдаленном от Старого Света материке[9].

Бывший секретарь инквизиции, прекрасно осведомленный в религиозных вопросах, не мог не понимать, какую мину замедленного действия само существование Американского континента подвело под тысячелетний богословский фундамент. В самом деле, в те времена общепринятой точкой зрения было то, что человечество — без всяких исключений, произошло от Адама и Евы, изгнанных из Райского сада после известной истории с яблоком. Во времена Овьедо райский сад уверенно располагали в Месопотамии[10], в этих же местах была выстроена Вавилонская башня, и здесь же начал свою жизнь ветхозаветный Ной. Уцелеть после Всемирного Потопа могли только животные и люди, взятые им и его семейством в Ковчег, и после того, как воды потопа окончательно спали, из Ковчега, остановившегося на горе Арарат, двуногие и четвероногие пассажиры благополучно разбрелись в разные стороны. Не подлежало сомнению то, как они проникли в Азию, Африку, и даже не близлежащие острова. Люди могли доплыть туда на лодках, птицы — перелететь, звери — добраться вплавь или быть перевезенными вместе с поселенцами по какой-либо необходимости. Но каким образом те и другие смогли оказаться на американском континенте, ставшем доступным даже для цивилизованных европейцев лишь шестнадцать веков после Рождества Христова — объяснению не поддавалось.

Знаменитый Парацельс, кстати говоря, живший также в эпоху Великих Географических открытий, предложил более чем рискованную теорию, что Господь создал двух Адамов в двух райских садах, соответственно в Старом и Новом Свете. Надо сказать, что столь смелое допущение, отдающее к тому же явной ересью, отклика в ученом мире не нашло[11]. Столь же бессмысленным с теологической точки зрения послужила еще одна теория, будто Господь создавал людей прежде Адама, и потомки их превратились в американских индейцев. Отвергнув эти и подобные домыслы, Овьедо, как и полагается историку, поставил себе задачу, опираясь на великих мыслителей древности (раз уж Библия отказывалась ему помочь), разыскать ключ к загадке, и надо сказать, вышел из положения довольно своеобразным образом.

GardenHesperides BurneJones.jpg
Сад Гесперид в воображении художника
Эдвард Берн-Джонс «Сад Гесперид.» - ок. 1869-1873 гг. - Холст картон, масло, темпера, гуашь. - Гамбургский художественный музей. - Гамбург, Германия.

Мода на пышные генеалогии и длинные списки эпонимических предков, начавшись еще в античности, даже сегодня не дает покоя многим амбициозным личностям. Еще древние греки производили имя города Микены от имени мифической прародительницы Микены и не менее мифического Микенея, римляне, желая связать свою сравнительно молодую цивилизацию с величественным миром греческих богов и героев, создали известное сказание об Энее — сыне Анхиса и богини Афродиты, бежавшем из горящей Трои, чтобы, конечно же, основать город на семи холмах. В дальнейшем эту моду подхватили средневековые хроникеры, так что в изложении Готфрида Монмоутского основателями Парижа и Тура были соответственно греческий Парис — похититель Елены Прекрасной, и Турн, прославленный Овидием в качестве соперника великого Энея. Франция была обязана своим существованием Франку, сыну Энея, а Британия — ну конечно же, Бруту (не убийце Юлия Цезаря, но правнуку все того же Энея)[12]. Мода на пышные генеалогии в конечном итоге вылилась в откровенно анекдотические ситуации, в частности французские герцоги Левисы полагали своим предком ветхозаветного Левия — к чьему роду, по их же мнению, относилась Дева Мария, и соответственно, сам Христос. Несколько менее амбициозный баронский род по фамилии Пон считал своим предком Понтия Пилата. Существует полулегендарная история, как Левис встретившись с Поном предъявил ему распятие, и не без упрека заметил — вот видите, что ваш предок сделал с моим! Но это в порядке шутки[13].

В 1498 году фра Якопо Анний де Виттербо, итальянец по происхождению, опубликовал в латинском переводе несколько древних текстов, оригиналы которых считаются утерянными. Жемчужиной его коллекции был труд античного философа и историка Бероса, среди прочего, содержащий историю Вавилона со времен Ноя и его Ковчега.

Чтобы читатель понял, о чем идет речь, остановимся на этом вопросе более подробно. Берос, или Беросс был по-видимому, вавилонским жрецом бога Бэла, жившим в III в. до н. э. Этот широко образованный человек, знакомый с эллинистической философией и наукой, оставил после себя три книги на греческом языке, посвященных истории Вавилона. К сожалению, до нашего времени эти труды не сохранились, и известны лишь в отрывках и цитатах, которые приводятся у таких известных авторов как Иосиф Флавий, Евсевий Кесарийский и т. д. Анний де Виттербо утверждал, что ему удалось разыскать потерянную рукопись и положить ее в основу своего труда (оригинал, как обычно бывает в подобных случаях, бесследно исчез, и внятно объяснить его исчезновение новоиспеченный автор так и не сумел). В настоящее время считается, что речь идет об откровенной фальшивке, и за «чудом найденный труд Бероса» Виттербо выдал сочинение собственного производства; шитая белыми нитками подделка, полная мифических генеалогий стран и правителей Нового Времени настолько явно бросалась в глаза, что многие современники итальянца категорически отказали данному опусу во всяком доверии. Однако, соблазн приписать своей стране или своему народу прославленных предков, которые щедро предлагал фальсификатор был слишком велик, и посему, предложенная им мифология упорно не желала умирать, благополучно просуществовав в качестве ссылок и цитат едва ли не до XVIII века. Именно к этому — не слишком надежному автору в поисках ответа на свой вопрос обратился Овьедо.

В полном согласии с буквой этого сочинения, ему виделся Ной — философ и ученый, преподавший своим сыновьям Симу, Хаму и Яфету, прежде чем позволить им удалиться прочь и стать предками тех или иных народов, основы судостроения и астрономии. Мицраим, сын Хама, пращур египтян, был магом и дьяволопоклонником. Со своей стороны, Тубал, пятый сын Яфета, обосновался в будущей Испании, начав собой длинную чету мифических королей этой страны[14], среди которых были столь явные эпонимические личности как Иберо, Испало, и наконец, Геспер или Гесперо, которого Фернандес де Овьедо, вслед за мистификатором, полагает двенадцатым по счету монархом, правившим около 1658 г. до н. э.[15][16] По мнению автора, древние испанцы (которых автор представляет в качестве варваров и пьяниц) во времена его правления открыли путь в Индии, которые в честь своего государя назвали Гесперидами. Позднее, когда цивилизация древней Испании пришла в упадок, путь на Геспериды был забыт, и остался единственно в греческой мифологии в качестве скрытых от смертных на далеком Западе садов, где произрастают золотые яблоки.

Соответственно, заключает автор, Индии являются законным владением испанской короны, и Бог озаботился тем, чтобы после многих столетий забвения, вернуть их законному владельцу — думаю, вы догадались, читатель, что ради этого вывода и была написана вся книга с начала и до конца.

Надо сказать, что подобная теория не вдохновила даже самих испанцев, и продолжения себе не имела. От американских «Садов Гесперид» не оставил камня на камне Фердинандо Колумб — сын великого мореплавателя, вполне логично доказав, что Геспер — греческое имя Вечерней Звезды (планеты Венеры), ни к Америке, ни к индейцам отношения не имеющее. Несомненно, «опровергать подобные научные нелепости значит делать им слишком много чести», но мы все же займемся этим, хотя бы потому, что на основании подобных или сходных с тем методов, продолжают выходить бесконечные маргинальные теории, ценой своей не превосходящие бумаги, на которой написаны.

Проверка любой научной или ненаучной теории «на прочность» начинается всегда с проверки самих фактов, на которых она основана. В данном случае, лже-Берос по всей видимости, положил в основу своего творения известные в то время «Хронику Альбельды» а также «Историю свевов» Исидора Севильского. Проследуем за этими авторами.

Испания, которая сначала называлась Иберией по реке Ибер, впоследствии стала называться Испанией от Испала. Она же зовётся Гесперией от Геспера, западной звезды. Она расположена между Африкой и Галлией, ограничена с севера Пиренейскими горами и со всех сторон окружена морем в прочих частях. Она богата всеми видами плодов и изобилует множеством драгоценных камней и металлов.

Хроника Альбельды III. Описание Испании.

Поскольку ты просил послать тебе рассказ о происхождении готов, испанцев, свевов, вандалов и аланов и о том, кто Испанией правил, то мы эту часть извлекли и можем, по возможности, кратко описав, твоей милости объяснить. Как свидетельствует Священное Писание, три было сына у Ноя, а именно Сим, Хам и Иафет, и происшедший от них человеческий род распространился по всем частям света, то есть по Азии, Европе и Африке. Сыновья Сима вместе с сыновьями Иона, сына Ноя, который родился после потопа, завладели северной частью, а именно Европой, сыновья Хама населили южную, то есть Ливию, или Африку, а позже насильственно вторглись в землю Ханаан в Азии. Иафет же родил сыновей Магога, Тубала и других. Считается, что от Магога произошли готы, а от Тубала — испанцы и италийцы. Первым царем Испании был Испан (Hispanus), который основал знаменитый город, по его имени названный Гиспалисом (Hispalis), и в нем основал свою столицу; от его имени и Испания получила свое название. Говорят также, что она от реки Ибер стала называться Иберией и от звезды Геспер — Гесперией.

Исидор Севильский «История свевов».

Вот собственно и все. Добавим также от себя, что никаких «древних испанцев» в указанное время еще не существовало и существовать не могло. Испанская нация в том состоянии, в каком она существует сейчас, начнет складываться уже в Римское время, когда древние народы, постепенно романизируются, смешавшись с италийскими пришельцами. Предшественники испанцев на Пиренейском полуострове были иберы — народ не-индоевропейского происхождения, который в современности пытаются сблизить с басками. Именно от них, а не от мифического предка страна получила свое древнее наименование.

Что касается Геспера, слово это греческого происхождения, в современности его возводят к индоевропейскому корню *wes-pero — «вечер» или «ночь». Подобным образом греки именовали бога Вечерней Звезды (современной Венеры). Геспериды в согласии с греческим же мифом — нимфы, дочери Геспера. Гея, богиня Земли, в качестве подарка на свадьбу верховных божеств Зевса и Геры, вырастила чудесное дерево, приносящее золотые плоды. Чтобы обезопасить столь драгоценный дар, Зевс поместил его на крайний запад, в чудесный сад, где его вечными охранительницами стали Геспериды-певицы. Добыть и принести в мир смертных золотые яблоки Гесперид стало одиннадцатым подвигом Геракла. Геспером греки называли Италию, представлявшую для них крайний запад, римляне позднее перенесли это наименование на Испанию.

Таким образом, даже если мы напряжем воображение, и заставим себя поверить, что «король Гесперо» существовал на самом деле, следующие детали полностью отсутствуют в источниках и были сочинены самим автором теории:

  1. Что «древние испанцы» (то есть иберы) II тысячелетия до н. э. были мореходным народом.
  2. Что они были столь сведущи в морском деле, чтобы управлять кораблем в открытом море.
  3. Что им удалось достичь Америки.
  4. Что неведомые земли назвали «Гесперидами». Последний пункт смотрится еще более странно, так как «-ида» — греческий суффикс, обозначает «дочь такого-то». К примеру, Елена Прекрасная зачастую звалась Тиндаридой, то есть «дочерью Тиндарея», но ни в одном из сочинений, как известных во времена Овьедо, так и опубликованных позднее, «-ида» не использовался для названия страны.
  5. Что свой миф греки позаимствовали у иберов, основательно его исказив.

Таким образом, перед нами «теория», в которой довольно скудная фактологическая основа дополняется прихотливыми построениями автора, заимствованными исключительно из его собственной фантазии, и поверьте мне, дорогой читатель, в современности, таких же затейливых построений, чья научная ценность равна нулю, меньше не стало. К сожалению, никто и никогда не отменит для нас необходимости самостоятельно проверять фактологическую основу, и только тогда делать вывод об истинности или же ложности всего построения.

Посланцы древнего Карфагена

Turner - Dido.jpg
Древний Карфаген.
Уильям Тернер «Основание Карфагенской империи.» - ок. 1815 г. - Холст, масло. - Лондонская национальная галерея. - Лондон, Великобритания.

Вторая теория, которую сам Овьедо считал «вспомогательной», в отличие от Садов Гесперид нашла куда больший отклик в ученой среде, и вплоть до настоящего времени никем не была ни окончательно доказана, ни окончательно отвергнута. Расскажем о ней подробнее.

Со времен древности до нас дошел рассказ «О диковинах», обычно приписываемый Аристотелю. Впрочем, касательно авторства, среди ученых нет единого мнения, так как в те далекие от нас времена подобного понятия в современном его понимании еще не существовало, и малоизвестные, а порой и вовсе неизвестные авторы имели обыкновение ставить на свои опусы имена великих мыслителей прошлого, желая таким образом привлечь внимание к своим творениям. Если в современности подобное полагалось бы подделкой, в то время полагалось подвигом самоотверженности, так как реальный автор обрекал себя на забвение, даря при том же бессмертие своей работе.

До нашего времени во многих списках дошли произведения лже-Аристотеля, лже-Гиппократа, и а также подделок под многих других менее известных авторов, причем для исследователей бывает непросто с полной уверенностью ответить на вопрос, действительно ли то или иное произведение принадлежит перу того, чье имя стоит на заглавной странице. В этом случае мы имеем дело с подобным же трудом, который, среди прочего, дошел до нас не в первоисточнике, но в виде отрывков и цитат у более поздних авторов. Впрочем, не будем больше испытывать терпение читателя, и процитируем искомый отрывок:

Передают, что в море за Геракловыми Столпами карфагеняне обнаружили необитаемый остров, полный всевозможной растительности, полноводных рек, пригодных для навигации, изобилующий удивительными плодами; (остров этот находится) на расстоянии многих дней плавания. Поскольку между карфагенянами часто возникали столкновения из-за обладания столь счастливым местом, — пока там никто не поселился, карфагенские власти распорядились, чтобы всякий намеревающийся туда отправиться был приговорён к смерти; а также умерщвлены все там уже побывавшие, чтобы предотвратить массовое переселение на остров, дабы не было соперников карфагенскому владычеству и могуществу.

Псевдо-Аристотель «О диковинах»

CarthageMapDe.png
Карфагенская империя в эпоху своего высшего расцвета.

Было отмечено, что Овьедо, пересказывая источник своими словами, не слишком сильно отдалился от него, дописав лишь несколько мелких деталей, так карфагенские купцы у него оказались на океанском просторе, двигаясь через Гибралтар, остров был «весьма велик» и населен «дикими и иными зверями». Сам Овьедо полагал, что речь в у Псевдо-Аристотеля без сомнения шла о Кубе или Эспаньоле, хотя затруднялся с точностью ответить на вопрос, вернулась ли целиком домой карфагенская экспедиция, или часть ее осталась на острове, пополнив собой население, и растворившись среди «древних испанцев» (иберов)[17].

Предположение вызвало оживленную дискуссию среди образованной публики, впрочем, не всегда доброжелательную. В частности, если известный в то время мистик Алехо Ванегас де Бустос в своем объемистом сочинении «Первая книга, описывающая расхождения между собой произведений, существующих на свете», с воодушевлением поддерживает Овьедо, полагая, что заселение произошло около 2 тыс. годами ранее, и «Ежели Адам и Ева заселили три части света, что удивительного в том, что финикийцы и карфагеняне сумели заселить Америку, соседствующую с островами Эспаньола и Куба?» (добавим от себя, «забывая», что в подлинном сочинении заселять новооткрытую землю было некому, так как карфагеняне побеспокоились предать смерти путешественников), Фернандо Колумб, усмотрев в подобных измышлениях попытку покуситься на приоритет своего отца в открытии Нового Мира, со всем пылом атаковал построения Овьедо, указав, что тот, не зная греческого языка, и пользуясь плохим переводом, упустил из вида множество важных деталей. В частности, в греческом оригинале, автор откровенно сомневается в правдивости этой истории, предваряя ее замечанием: «Говорят, будто…»[18].

Кроме того, задает риторический вопрос Фернандо Колумб, как могло случиться, что столь плодородный и удобный для жизни остров остался необитаемым? И зачем было убивать первопроходцев, если другая мореходная нация могла столь же случайно наткнуться на этот остров и заселить его? Не разумней было бы карфагенцам первыми создать колонию и закрепить столь благословенную землю за собой? Кроме того, не стоит забывать, что Куба и Эспаньола не подходят под описание — на них нет ни полноводных рек, ни диких зверей. Конечный вывод Колумба-младшего был суров — беспочвенная фантазия и чушь[19].

Несомненно, Колумб-младший также не был беспристрастен, полагая любые попытки проследить древние пути в Америку из Старого Света как покушение на приоритет его отца в открытии нового континента. Посему, воспользовавшись знаниями нашего века, попробуем проверить на прочность и эту теорию.

Древний Карфаген, или на греческий манер «Кархедон» изначально возник как одна из множества финикийских колоний на побережье Средиземного моря. К сожалению, многочисленные греческие легенды об основании города не дошли до нас — мы знаем лишь о существовании таковых из скудных упоминаний древних авторов. Зато куда более известна римская традиция, главным источником которой стала для современных историков верлигиева «Энеида». Согласно ей, город основала финикийская принцесса Дидона, вынужденная спасаться бегством от интриг своего брата — тирского царя Пигмалиона. Выторговав у местных правителей возможность основать селение на клочке земли, которое покроет воловья шкура, хитрая финикиянка распорядилась забить крупного вола, и шкуру его разрезать на тонкие длинные ремни, соединив их концы попарно между собой. В результате, образовалась более чем объемистая окружность, границами которой служили тонкие полоски воловьей кожи, а внутри вполне вольготно мог разместиться огромный город.

Phoenician ship.jpg
Финикийский корабль.
Изображение на саркофаге - ок. II в. до н.э. - Национальный музей Бейрута. - Бейрут, Ливан.

Современные исследователи склоняются к тому, что история Дидоны представляет собой не более чем легенду, так как даже древнейшие артефакты, найденные на земле древнего Карфагена относятся ко времени около VIII века до н. э. В любом случае, не подлежит сомнению, что место для основания новой колонии было выбрано идеально — Карфаген (чье имя в переводе с финикийского обозначает всего лишь «Новый город») лежал не перекрестье средиземноморских торговых путей, практически контролируя перемещение кораблей, груженных драгоценным пурпуром. Безвестные основатели города выбрали полуостров, соединяющийся с африканским побережьем посредством узкой полоски земли, с двух сторон защищенный грядой холмов, с третьей — Тунисским озером. Таким образом, сама природа позаботилась о будущих оборонных качествах крепости, кроме того, столь удобное расположение надежно защищало будущий город от нередких в Средиземноморье морских бурь. Римляне будут называть карфагенян «пунами» — в современности полагается, что это слово произошло от сокращенного имени «финикийцев», причем первый звук мог в некоторых диалектных формах латыни произноситься как «п».

Таким образом, едва начавшись, Карфаген стал стремительно богатеть, пока не превратился в самостоятельную державу, контролирующую торговые пути в Средиземном море, и собственные многочисленные колонии на морских берегах. Пожалуй, единственное, что можно было поставить в упрек новому государству был его слишком прагматический характер, всегда ставивший торговые интересы выше даже самой лучшей литературы и музыки. Известно также о жестоком нраве карфагенских жителей, вплоть до конца практиковавших человеческие жертвоприношения.

Огромные богатства города, его власть, которая распространялась на самую выгодную во времена древнего мира торговую акваторию, сыграли с карфагенской державой плохую шутку, так как кроме неизбежной зависти соседей, они столкнулись с торговыми интересами молодой римской республики. Аппетиты римлян разжигали роскошь карфагенской верхушки — ложа, перины, мягкие подушечки, доставлявшиеся кораблями из Африки стоили огромных денег, и в скором времени стали восприниматься в качестве обязательного атрибута богатого и пышного римского дома. Как известно, ситуация закончилась чередой «пунических войн», и старинный Карфаген был разрушен до основания. Позднее на его месте поднялась римская колония Юлия Карфагена, тихо угасшая вместе с величием Вечного Города. Впрочем, этот достаточно поздний период нас уже не интересует.

Вопрос о плаваниях карфагенян (и вместе с ними представителей финикийской метрополии) к берегам Нового Света, как мы увидим, далеко не прост и окончательно не закрыт до сих пор. Изложим лишь мнения, которого придерживаются по этому вопросу исследователи нашего времени.

Начать стоит с того, что в отличие от мифических «древних испанцев» карфагеняне действительно были мореходным народом, избороздившим вдоль и поперек всю акваторию Средиземного моря, от Тира до Геракловых Столбов. Однако, принять гипотезу, что им удалось достичь американских берегов мешают следующие соображения.

Karl Ernst Papf - Vista de Petrópolis.JPG
Экзотическая земля в воображении художника.
Карл Энрест Папф «Вид Петрополиса.» - ок. 1898 г. - Холст, масло. - Национальная пинакотека. - Сан-Паулу, Бразилия.

Во-первых, все известные нам плавания финикийцев и карфагенян, относятся к типу прибрежных (или как говорят моряки — «каботажных»). Таким образом, гипотетическое путешествие в Америку, напрямую через весь Атлантический океан, является единственным исключением из общего правила.

Во-вторых, техника плавания в те времена, сколь мы можем судить из сохранившихся текстов и изображений, состояла в том, что корабль мог двигаться вперед при попутном ветре (пользуясь попутным же течением) под парусом. Парус этот был исключительно прямоугольным, косая, «латинская» форма, будет изобретена уже много позднее. Если ветер и течение не благоприятствовали плаванию, на весла садились гребцы. Именно этот тип движения — смешанный, парусно-гребной, по необходимости привязывал корабль к берегу. Большое количество людей требовало немалых запасов пищи и воды, которые по необходимости пополняли, останавливаясь на короткий срок в удобной бухте. Именно таким образом было совершено плавание вокруг Африки, исполненное, как мы помним, по приказу египетского фараона Нехо II. Вопрос о том, насколько велик и вместителен был карфагенский корабль, чтобы нести пищу и воду для своей команды в течение как минимум, двух месяцев (а именно только длилось плавание Колумба) остается открытым. Столь же неясен вопрос, в состоянии ли была финикийская галера без ущерба для себя выдерживать нередкие на Атлантике штормы. В случае каботажных плаваний, подобный вопрос не ставится: при первом же намеке на непогоду, корабль скрывается в бухте, или на худой конец, вытаскивается на берег силами экипажа.

В-третьих, трансокеанское плавание требовало недюжинных навыков в умении ориентироваться в открытом море. Древние авторы упоминают в качестве ориентиров исключительно береговые приметы, которые обязан был знать опытный штурман. Сколь то известно нам сейчас, компас появится в Европе много позднее, умение находить солнце даже в пасмурный день, глядя на небо через кристалл кварца (способ известный викингам), также не был знаком средиземноморским жителям. Посему, корабль, даже унесенный штормом в открытое море, скорее отчаянно бы пытался вернуться к европейским (или африканским) берегам, прежде чем закончатся запасы пищи и воды, и среди экипажа начнутся повальные болезни. Потеря ориентации в открытом море, и движение наобум, значило почти неминуемую гибель. В этих условиях, вряд ли кто-либо в здравом уме осмелился предпринять попытку отдаться на милость океана.

Конечно же, наука, даже современная не является истиной в последней инстанции; не раз и не два случалось так, что новые факты переворачивали с ног на голову привычные представления. В частности, плавание викингов в Новый Свет (о котором мы будем говорить далее) также долгое время считалось легендой, пока археологами не были обнаружены остатки их поселений на территории канадского Ньюфаундленда. Поиски следует продолжать, но пока на поставленные выше вопросы не найдено вразумительных ответов, не стоит категорически отвергать возможность того, что жителям Карфагена все же удалось тем или иным путем достичь Нового Света..

Подобную возможность попытался доказать известный путешественник Тур Хейердал, организовавший плавание к берегам Нового Света на бамбуковой лодке «Ра». Действительно, т. н. Канарское (и его продолжение — Североэкваториальное) течение способно унести корабль от африканских берегов прямиком к Эспаньоле и Кубе. Однако, не стоит забывать, что в Хейердал в своем путешествии не отказывался от таких достижений цивилизации, как компас, секстант и астролябия, а также радиосвязи, чего, как вы понимаете, были полностью лишены древние мореплаватели. Кроме того, не забудем также психологический фактор — полную оторванность от мира и людей, невозможность призвать на помощь, чего также счастливо избежал норвежец. Дело в том, что попытка удалась только со второго раза, вто время как первая лодка благополучно развалилась не дойдя до цели, но экипаж смог с нее эвакуироваться без потерь.

Так чем же мог быть полумифический счастливый остров Псевдо-Аристотеля, существуй он на самом деле? Вопрос не праздный, так как по древним картам веками путешествовали Остров Бразил или Остров св. Брендана) и прочие им подобные, прежде чем развитие географической науки окончательно сумело доказать, что они существовали исключительно в воображении тогдашних путешественников. Во-первых, это мог быть один из Канарских или Азорских островов, или один из многочисленных островов Средиземноморского бассейна. Как видите, выбор велик, и карфагенянам для основания очередной колонии, не было никакого резона добираться на другую сторону Атлантики. Поставим на этом временную точку (так как к гипотетическим плаваниям финикийцев в Новый Свет мы еще вернемся), и перейдем к следующей по счету теории.

Беженцы с гибнущей Атлантиды

Atlantis the last sunrise by batkya-d4tuxzz.jpg
Рассвет над Атлантидой.
Художник, работающий под псевдонимом batkya «Последняя заря над Атлантидой.» - ок. 2015г. - Образец Интернет-творчества.

Следующую по времени теорию выдвинул не кто иной, как личный секретарь и по совместительству, духовник Фернана Кортеса — доминиканский монах Франциско Лопес де Гомара. О самом этом человеке известно не так уж много. Родившись в начале второго десятилетия XVI в. он закончил католический университет в Алькала-де-Энарес (Испания) и был рукоположен в священники. Известно, что он сопровождал своего работодателя во время экспедиции в Алжир, и также был лично знаком со многими соратниками конкистадора, вместе с ним покорявшими древнее царство ацтеков. В исторической литературе из раза в раз настойчиво обращают внимание на то, что Гомара никогда не бывал в Америке, и свой главный труд «Всеобщую историю Индий», писал исключительно со слов своего благодетеля, а также иных участников завоевания Мехико.

К индейцам Гомара добрых чувств не питал, объявляя их во всеуслышание «грязными пьяницами» и «людоедами», «предающимися свальному греху подобно животным», и на этом основании едва ли не в приказном порядке требовал для них вечного рабства, которое по его мнению, единственно могло вписать в цивилизованные рамки разгул их дикарских инстинктов. Известно, что эти и подобные выпады в адрес коренного американского населения, вызвали немалое возмущение Бартоломе де лас Касаса (речь о нем пойдет в следующем разделе), которой в отместку сумел уговорить принца Филиппа — будущего короля Филиппа II в законодательном порядке запретить продажу сочинения Гомары, и пригрозить крупным штрафом книготорговцам, которые вздумали бы это запрещение нарушить.

Впрочем, к личности лас Касаса мы еще вернемся, но сейчас обратим внимание на то, что Гомара, при всем своем более чем критическом отношении к «краснокожему» населению Америк, не преминул все же высказать свою гипотезу об их вероятном происхождении. По его мнению, индейцы (или по крайней мере, ацтеки) являются потомками тех, кто сумел спастись с острова Атлантида, прежде чем этот последний навсегда погрузился в воды океана, впоследствии по его имени названного Атлантическим.

Однако, прежде чем мы начнем проверку на прочность и этой теории, стоит кратко остановиться на том, что нам известно об Атлантиде как таковой. Надо сказать, что единственным источником наших о ней знаний являются два диалога древнегреческого философа Платона — «Тимей» и «Критий». Первый из которых кратко, второй — более развернуто, содержит сведения об этой легендарной стране. Если верить Платону, сведения эти получены были от египетских жрецов, сохранивших «память о древности». В саисском храме Нейт с историей Атлантиды якобы ознакомился афинский законодатель Солон, передавший ее старому Критию, чей внук в свою очередь знакомит с ней читателей в соответствующем диалоге.

Через море это в те времена возможно было переправиться, ибо еще существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геракловыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию, вместе взятые, и с него тогдашним путешественникам легко было перебраться на другие острова, а с островов — на весь противолежащий материк (…) Hа этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство, чья власть простиралась на весь остров, па многие другие острова в на часть материка, а сверх того, по эту сторону пролива они овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении (…) Позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину . После этого море в тех местах стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров

— Платон, «Тимей»

.

Что касается «противоположного материка», разные исследователи желают видеть в нем Африку или Америку; в то время как саму Атлантиду, точнее «Атлантис» (др. греч. Ἀτλαντὶς νῆσος) следовало искать в одноименном океане. Согласно Платону, основателем царства атлантов был морской бог Посейдон, отдавший местный народ под начало десятерых своих потомков от смертной женщины, причем старший из них — Атлант — превратился в царя всего острова, с правом передать свою власть по наследству, в то время как все остальные превратились в наместников, подотчетных верховному правителю. Платон уделяет немало места описанию величественной столицы острова — города, окруженного серией кольцеобразных каналов, через которые перекинуты были мосты, и специально для того прорытые в грунте водные пути позволяли свободный проход кораблей. На холме, располагавшемся в самом центре, находился дворец верховного монарха, а также храмы богов, поражавшие варварским великолепием: вся наружная их поверхность облицована была серебром и золотом, а также таинственным «орихалком» — драгоценным металлом, «уступавшим ценой лишь золоту». Под солнечными лучами орихалк испускал огнистое сияние, делавшее столицу атлантов заметной даже с большого расстояния.

Karl Brullov - The Last Day of Pompeii - Google Art Project.jpg
Последний день Помпеи. Видимо, таким же образом должна была погибнуть Атлантида.
Карл Брюлов «Последний день Помпеи.» - ок. 1830–1833 гг. - Холст, масло. - Русский музей. - Санкт-Петербург, Россия.

Согласно Платону, атлантам были знакомы олово, медь (а возможно и бронза?), причем месторождениями благородных и простых металлов был богат сам остров Атлантида. Здесь же в избытке росли огромные деревья и водились всевозможные звери вплоть до гигантских слонов, бивнями которых был выложен потолок храма Посейдона. Коротко говоря, этот явно тропический остров напоминал некий земной рай, и атланты, поведи они себя чуть поумнее — могли бы стать одним из счастливейших народов Ойкумены. Но, как водится, уже существующего им показалось мало, и возгордившись своей мощью, цари Атлантиды вздумали подчинить себе все Средиземноморье, обратив его жителей в вечное рабство.

Народы, обитающие «по сю сторону Геракловых столпов» первоначально объединились в союз, должный противостоять экспансии, однако, по мере продвижения атлантов, союзники один за другим сдавались на милость победителей, пока пра-Афины не остались один на один со своим грозным противником. Несмотря на явное его превосходство в числе и мощи, афинянам удалось одержать славную победу, вслед за чем, не желая более терпеть гордыню и высокомерие атлантов, Зевс поразил их землю жестокой карой. В течение одних суток от страшного землетрясения и наводнения остров Атлантида навсегда ушел под воду, и кроме того, в одной из огромных трещин исчезла вся без остатка афинская армия. Война, таким образом, оказалась выиграна, противник исчез с географической карты, и мужественное сопротивление афинян вернуло свободу уже покоренным странам.

Такой является в очень краткой изложении, канва сказания об Атлантиде. Надо сказать, что вопрос о ее реальном существовании, уже во времена самого Платона вызывал большие разногласия. В частности, ученик и последователь философа — знаменитый Аристотель, без обиняков заявлял, что «тот, кто создал Атлантиду, сам же отправил ее на морское дно» — подразумевая тем самым, что история государства атлантов с начала и до конца являлась выдумкой его автора. Со своей стороны, Элиан (II в. н. э.) один из комментаторов Платона, вскользь упоминал, что цари атлантов носили головные уборы из шкуры «морского барана» (животного, совершенно неизвестного науке, и скорее всего, мифического), а царицы — из шкур «морских овец», желая таким образом подчеркнуть свое происхождение от бога Посейдона.

Угасший в течение Средневековья интерес к платоновской Атлантиде вновь вспыхнул в начале Нового Времени, и надо сказать, без перерыва продолжается до сих пор. Мы не будем приводить здесь многочисленные доводы сторонников и противников существования этого острова-государства, тем более, что количество книг, посвященных этой теме уже давно перевалило за несколько тысяч. Атлантиду искали в одноименном океане, в Средиземном море (где ее пытались отождествить с островом Тира или Санторин, действительно разрушенным вулканом), в Америке и даже в Антарктиде. Стоит привести лишь меткое замечание некоего автора, к сожалению, оставшегося неизвестным, что Атлантиду находить… не стоит, так как в противном случае перед нами предстанет ординарное государство бронзового века, сходное с древней Троей или Микенами, и соблазнительная сказка исчезнет навсегда. Но это уже в порядке шутки. А теперь выслушаем доводы Гомары об ацтеках — потомках атлантов, и подвергнем их вновь критическому анализу.

Диалоги Платона были прекрасно знакомы европейцам позднеатничной и средневековой эпох, по выполненному в IV веке переводу на латинский язык. Едва лишь перед образованными людьми того времени встал вопрос о происхождении американских индейцев, нашлись желающие приписать им «атлантическую» родословную. Как видите, начало у теории было вполне солидное, начатое исследователем к авантюрам и вымыслам не склонным. И сама доказательная база для того времени была вполне допустима: Лопес брал за основу то, что «вода» в ацтекском языке обозначается словом «atl» — не могло это быть связано с Атлантидой, островом, добраться от которого до американского континента можно было только по воде?

К сожалению, лингвистика — как, впрочем, любая наука, не терпит дилетантского к себе подхода. Будь этот довод единственным, теорию можно было бы смело отправлять в утиль, указав, что «вода» на ацтекском языке именуется «ā», в то время как -tl — грубо говоря, является грамматическим показателем единственного числа, который автоматически прибавляется к любому слову, обозначающему единственный объект; в частности, «шоколад» по-ацтекски именуется «xocolātl» а помидор — «tomatl». Делать же столь далеко идущие выводы из одного только звука «а» будет, согласитесь, более чем смело.

Aztecs-leaving-Aztlan.jpg
Переселение из Ацтлана.
Неизвестный художник «Переселение из Ацтлана.» - ок. 1521—1540 гг. - Бумага из коры фикуса, краски. - «Boturini codex», f. 1. - Национальный антропологический музей, Мехико. - Мексика.

Однако, существуют и другие факты, заставляющие взглянуть на гипотезу Гомары более серьезно. В частности, сохранился рассказ Монтесумы I о происхождении ацтеков. В согласии с ним, предки современного ему народа прибыли в Мексику с полумифической земли Ацтлан, расположенной где-то в Восточном (то есть Атлантическом) океане. Остров этот, принадлежавший богине Коатликуэ — праматери ацтекского народа, живописуется как типичная мифическая земля вечной молодости и благоденствия, превратившаяся в пустыню после того, как ее покинуло население. Уицилопочтли, ацтекский солнечный бог, согласно тому же мифу, дал слово своей матери вернуться на потерянный остров и возродить его к жизни в качестве земли богов, в то время как для смертных путь туда еще долгое время должен был оставаться заказанным[20].

О переселении из Ацтлана повествует также т. н. Кодекс Ботурини (он же «Свиток о переселении») — один из очень немногих ацтекских свитков-книг, которому удалось сохраниться до нашего времени — так что эта земля, сколь мифической она бы не казалась, не была выдумкой единственно Монтесумы. Это уже заставляло серьезно задуматься о реальности земли Ацтлан, которую фантазия позднейших поколений превратила в подобие земного рая. Настораживало также видимое сходство имен — Атлантис и Ацтлан — разве подобное могло быть случайным?… Посему, теория, как несложно догадаться, в свое время завоевала определенное признание, вплоть до того, что стала одним из постулатов веры в некоторых сектах Нового Времени. Ну что же, подвергнем и ее критическому анализу.

Что касается сходства в именах — этот довод, опять же с точки зрения лингвистики, представляется очень шатким. Рассмотрим ситуацию на простом примере. Рассуждая подобным же образом, нам следует прийти к выводу, что уже упомянутый нами Педро Мартир де Англерия был несомненно родом из Англии — не может быть случайным столь близкое сходство имен? Наверняка, он сам или кто-то из его предков был английским католиком, натурализовавшимся в Испании (в самом деле, со времен введения в Англии протестантизма таких было немало!), а имя «Англерия» — не что иное как «Англия», искаженная в произношении местного населения?…

Ничего подобного. Angleria есть латинское наименование города в северной Италии, существующего, кстати говоря, еще с античности. Сейчас город этот носит имя Анджера, и вплоть до настоящего времени там чтут Педро Мартира как одного из своих великих соотечественников. Специалисты по истории языка сближают это имя с латинским «аngularia» — «излучина реки», или «in glarea» («стоящий на галечном пляже»), но с племенам англов, давшим свое имя соответствующей стране, город Англерия не имеет ничего общего. Уже посему, не раз и не два обжегшись на подобных совпадениях, лингвисты научились относиться к ним с величайшей осторожностью, и ничего не принимать на веру без тщательнейшего прослеживания вглубь веков истории того или иного наименования. Дело в том, что количество слогов, присутствующих во всех языках мира, грубо говоря, колеблется около цифры 50, и уже потому при таком небольшом их количестве случайные совпадения просто неизбежны.

Предчувствуя само собой напрашивающееся возражение — что, быть может, подобные совпадения в 99 % случаев ничего не дают, но мы имеем дело с тем единственным «реальным» процентом — давайте рассмотрим и такую возможность. В первую очередь зададимся вопросом хронологии. Предположим, что Атлантида все же существовала, и существовала в Атлантическом океане, как этого требует от нас легенда от Ацтлане. Когда и каким образом она должна была исчезнуть? Сам Платон говорит о том, что катастрофа произошла 9 тыс. годами ранее, то есть около 11 500 лет назад, считая от нашего XXI века. Порой атлантологи пытаются возразить, что речь идет не о солнечных, но о более привычных для египтян лунных годах, что приводит нас к дате около 900 г. до н. э. Ацтеки появляются на исторической арене около VI в. н. э. Сам собой возникает вопрос: где они были все это время? Заметим также, что если мы принимаем гипотезу переселения за чистую монету, нам придется допустить, что на американский континент прибыли не жалкие остатки населения острова, но полный сил народ, готовый к новым свершениям; в противном случае, они были бы просто истреблены или поглощены куда более многочисленным местным населением. Однако, атланты Платона, сколь то следует из обоих «Диалогов» были развитым для того времени городским народом, умеющим обрабатывать металлы, строить дворцы, храмы и морские корабли. Возникает закономерный вопрос, почему переселившись на новую родину, где им противостояли разве что разрозненные племена охотников и собирателей, вооруженных дубинами и копьями с каменными наконечниками (век металлов в Америке начнется не ранее I тысячелетия до н. э.) бывшие атланты не удосужились возродить свою империю, заново построить города и и вырыть каналы. Ничего подобного сделано не было — американский континент изучен вдоль и поперек, и не раз был сфотографирован с воздуха и даже из космоса, никаких развалин или остатков новоатлантской империи найдено не было. Почему? Более того, ацтеки Мексики во времена своего первого появления в поле зрения культурных майя, представлялись им неотесанными дикарями, которым нужно было пройти немалый путь к цивилизованной жизни. Возможность деградации также нельзя принять, так как в этом случае было бы потеряно и национальное самосознание, и национальный язык, который, кстати сказать, также сыграл с атлантологами злую шутку. Дело в том, что ацтекский язык относится к юто-ацтекской языковой семье, распространенной на Западе США и в Мексике, но отнюдь не на островах Атлантики, где безраздельно господствуют не родственные им языки майпурской семьи. Грубо говоря,  сходство между теми и другими не большее, чем между русским и китайским. Возможность того, что ацтеки изменили свой язык также не находит своего подтверждения, так как в этом случае в «новом» языке остаются, как правило, рудименты старого (именно это произошло, к примеру, с новоеврейскими языками, в которых остались следы древнееврейской лексики).

Кроме того, дно Атлантического океана в последние десятилетия было изучено со всей тщательностью, и геологи категорически отрицают возможность, что в последние несколько тысячелетий там произошел некий катаклизм, сопровождавшийся катастрофическим опусканием большой части суши. Так что Атлантиду (если она существовала), скорее всего следует искать в другом месте. Или — продолжать исследования далее, оспаривая уже сделанные выводы, и делая новые открытия. Пока же, оставив вопрос на этой стадии, перейдем к следующей по времени теории.

Плавание Ганнона-карфагенянина в Новый Свет

82856ccff4e16bf67e1bf055149a1bc0.jpg
Римская мозаика с изображением морского плавания.
Неизвестный художник «Корабль в море.» - ок. 300 г. до н.э. - Мозаика. - Лод, Израиль.

Как то часто случалось, кроме «основной», так сказать, теории, Гомара попытался выдвинуть еще несколько вспомогательных. Резко отрицательно относясь к индейцам, называя их содомитами, дьяволопоклонниками, неблагодарными скотами, разносчиками сифилиса — и прочими столь же неблагозвучными именами, он все же, был склонен видеть в качестве их предка некий древний и очень цивилизованный народ. Объявляя во всеуслышание, что об Америке знал уже Сенека, воспитатель будущего императора Нерона, Гомара приводит в поддержку столь неожиданной теории знаменитые строчки из сенековской «Медеи», действительно так никогда не понятые до конца. Вот они в переводе на русский язык[21]:

« Ничего не оставил на прежних местах

Кочующий мир,
Из Аракса холодного пьет индус,
И черпают персы Эльбу и Рейн,
Промчатся года, и чрез много веков
Океан разрешит оковы вещей
И огромная явится взору земля,
И новый Тифис откроет моря,
И Туле не будет пределом земли.

»

Надо сказать, что в испанском переводе, которым пользовался Гомара, вместо «огромной земли» — ingens tellus (как звучит эта строчка в латинском подлиннике) стояло «Новый Свет» — что таким образом, служило «неопровержимым доказательством», что Сенека знал о существовании Америки. Действительно, как уже было сказано, строки эти никогда и никем не были окончательно объяснены, однако, большинство современных исследователей склоняются к тому, что Сенека вкладывал в уста вполне понятную мысль, что в будущем географические открытия явят много нового, неизвестного дотоле.

Последуем далее за Гомарой, который с пеной у рта отстаивая мысль, что после исконного заселения американского континента связь с ним полностью оборвалась, и никто (слышите — никто!) из обитателей Старого Света вплоть до Кортеса не ступал на землю индейской Мексики. А что касается Колумба… ясное дело, он украл свое открытие у «неведомого штурмана» — причем идею эту Гомара весьма активно распространял и отстаивал.

Но если не атланты (возможно, мифические), кто в таком случае мог быть тем первым исследователем Америки, оставившем на новом континенте достаточно крупную колонию, заселившую затем обе Америки до самых пределов? В качестве первой возможности Гомара называет в этом качестве готских вождей, разбитых мусульманами в 711 году, оговариваясь, что эта теория ему не принадлежит, и сам он относится к ней с достаточным скепсисом. Здесь, читатель, на придется остановиться на несколько минут, чтобы для ясности дальнейшего изложения, вспомнить некоторые реалии XVI века, в нашей с вами современности совершенно забытые.

Дело в том, что в ту далекую от нас эпоху научных журналов в современном понимании еще не существовало, книги были еще в достаточной мере дороги, и уже потому позволить себе выпустить свое творение из печати мог далеко не каждый. Большинство научных теорий того времени дошли до нас в т. н. «письмах» — направлявшихся одному или нескольким заинтересованным адресатам, как правило, принадлежавшим к ученому миру или властной элите общества. Адресаты эти, по разрешению автора, снимали с письма многочисленные копии и распространяли его далее. В виде подобных писем, к примеру, дошли до нас сведения о плавании Америго Веспуччи, еще чаще — от той или иной теории оставались упоминания в чьих-то мемуарах или в чьей-то, после всех страданий и кругов ада, наконец-то опубликованной книге. Посему, нечего удивляться, что абсолютное большинство теорий, которые мы здесь обсуждаем, при жизни автора оставалось в рукописях, и вышло из печати не ранее XIX—XX веков, будучи найдено в в частных или государственных архивах трудолюбивыми историками последних двух столетий. И что называется, одному Богу ведомо, сколько еще подобных рукописей, никем не прочитанных и не найденных пылятся в бездонных запасах старинных библиотек или частных архивах, и сколько их сгинуло без следа, оставив о себе в лучшем случае, смутные упоминания в трудах современников? Посему, нечего удивляться, что в данном конкретном случае автор столь экстравагантной теории остался неизвестным, а его слишком смелое (и к тому же явно ошибочное!) предположение не вызвало у современников желания сохранить его имя для потомства.

Naples National Museum Pompei2.png
Африканский речной пейзаж.
Неизвестный художник «Вид реки Нил.» - ок. 79 г. н.э. - Мозаика из Помпей. - Национальный музей. - Неаполь, Италия.

Посему, прежде чем перейти к более, так сказать, весомой, идее Гомары, очень коротко остановимся на битве при Гвадалете, датируемой, как известно, 19 июля 711 года. Итак, после падения Западной Римской Империи ее бывшие владения поделили между собой варварские короли. В частности, вестготам досталась Испания, и их правители на несколько сотен лет утвердили над страной свое владычество. Надо сказать, что местное иберо-романское население не жаловало воинственных германцев, говоривших на непонятном наречии, да еще впридачу исповедовавшем христианство «еретического» — арианского толка. Возможно, именно этим, а также гибелью в начале сражения вестготского короля Родериха объясняется сокрушительный разгром, который потерпели готы под натиском пришедшим из Северной Африки арабов-мусульман. Так или иначе, битва была бесславно проиграна, остатки разбитой армии скрылись в крепости Эсиха, которая в скором времени также была покорена завоевателями. Именно с этого времени начинается планомерное подчинение Испании халифату, и начало мусульманского владычества, которое, как известно, сохранится в течение следующих восьми веков, вплоть до полного изгнания захватчиков, для поколения Гомары бывшее еще совсем недавней историей.

По мнению автора подобной теории, разбитые германцы не нашли, по-видимому, ничего лучшего, как пересечь Атлантику и обосноваться в Новом Свете, в полной недосягаемости для своих победителей. Впрочем, подобное мнение даже у современников нашего анонимного творца поддержки не получило. Удивляться нечего: во-первых, было прекрасно известно, что вестготы, как впрочем, и иберы Испании никуда не исчезали. Часть из них осталась под властью мусульман, превратившись в часть огромной и достаточно влиятельной христианской общины — «мосарабов» — как будут называть из завоеватели. Самые непримиримые отступили в Пиренеи, откуда позднее начнется постепенное наступление на непрошеных гостей. Постепенно смешавшись с местным населением, немногочисленные вестготы попросту утратили свою идентичность и свой язык, растворившись в огромной толще романизированного населения. Кроме того, уже людям XVI столетия казалось смехотворным и диким то, что белокожие и голубоглазые германцы могли породить индейцев Нового Света! Столь невероятное изменение за столь непродолжительный период времени казалось просто нереальным (и судя по всему, ошибки в этом не было!). Так или иначе, «готская теория» благополучно отправилась в небытие, так и не снискав себе поддержки.

Кратко изложив ее, Гомара переходит затем в предположению, которое ему кажется намного более правдоподобным — путешествию в Новый Свет Ганнона-мореплавателя. Последуем за ним.

Периплом на греческом языке в древности назывался отчет о морском путешествии. Перипл мог быть выполнен в сухом, наукообразном стиле, напоминая современные «лоции» — роспись пути к тому или иному пункту назначения, с указанием направления основных ветров и течений, расположением подводных скал, времени путешествия и т. д. или быть увлекательным рассказом о морских приключениях, с начала и до конца задуманном для развлечения читателя. Перипл Ганнона в подлиннике до нашего времени, к сожалению, не дошел. Предполагается, что изначально это была повесть, записанная со слов начальника экспедиции и вырезанная для потомков на финикийском языке, возможно, на каменной стеле, находившейся в храме карфагенского бога Баал-Хаммона. В дальнейшем некто, оставшийся неизвестным, и явно не блещущий талантом, перевел эту надпись на достаточной убогий греческий язык, после чего, вполне возможно, свиток прошел еще через несколько рук, подвергаясь по пути определенной литературной обработке, и наконец, в двух сохранившихся копиях IХ и XIV веков, выполненных опять же, безвестными переписчиками, дошел до нашего времени. Более старая копия под индексом Palatinus Graecus 398 в настоящее время сохраняется в университетской библиотеке Гейдельберга (Германия), более новая — Codex Vatopedinus 655, когда-то обнаруженный в мужском православном монастыре на горе Афон, находится в Национальной Библиотеке Франции.

Hannon map-fr.jpg
Маршрут плавания Ганнона (современная реконструкция).

Итак, о чем же повествует перипл Ганнона?… Во главе внушительной экспедиции, состоящей из 30 тыс. будущих колонистов, мужчин и женщин, на 60 судах, груженных всем необходимым для дальнего плавания, карфагенский мореплаватель Ганнон, по приказу властей, должен был отплыть на Запад от Карфагена, чтобы на новых землях основать новые поселения карфагенян. Миновав Геракловы Столпы (нынешний Гибралтар), корабли Ганнона бросили якорь в некоей бухте, находящейся в двух днях пути. Основав здесь первый город, и затем миновав мыс Солунт (который современные исследователи отождествляют с мысом Меддуза в современном Марокко, и проплыв еще половину дня, моряки Ганнона прибыли в залив, поросший тростником, где паслись слоновьи стада. В этих местах, по мнению Ганнона жили светлокожие ликситы, грубые эфиопы, избегавшие контактов с чужеземцами, и наконец, пещерные жители — троглодиты. Взяв у дружественных ликситов переводчиков, Ганнон затем достиг некоего острова Керны (в настоящее время отождествляется с одним из прибрежных безымянных островов Мавритании), где основал еще одну колонию, особо оговорив, что расстояние до нее вдвое больше, чем от Карфагена до Геракловых Столпов. Попытавшись углубиться во внутренние части страны, двигаясь по широкой реке, вероятно, впадавшей в океан, моряки Ганнона встретили неожиданный отпор местных жителей — одетых в звериные шкуры и вооруженных камнями. Швыряя камни в путешественников, дикари не позволяли им высадиться на берег. Посему, не вступая в сражение, карфагенцы предпочли двигаться дальше. Возвращаясь к своим кораблям, они мельком увидели еще одну крупную реку, кишевшую крокодилами и гиппопотамами.

Вновь через семнадцать дней плавания миновав Западный Рог (вероятно, в Гвинейском заливе… мы несколько сокращаем повествование, но желающие могут сами прочесть его целиком, через землю, запомнившуюся морякам множеством вспыхивающих огней и звуками странной музыки, они достигли заполненной пламенем страны. Как оказалось в дальнейшем, огонь и лаву изрыгала огромная гора, которую Ганнон именует «Колесницей Богов» (в современности отождествляется с Камеруном), после чего им предстояла примечательная встреча с «дикими людьми». Приведем этот отрывок полностью

« В глубине залива есть остров, похожий на первый и имеющий бухту. В ней находится другой остров, населенный дикими людьми. Очень много было женщин, тело которых поросло шерстью. Переводчики называли их гориллами. Преследуя, мы не смогли захватить мужчин, все они убежали, карабкаясь по кручам и защищаясь камнями. Трех же женщин мы захватили. Они кусали и царапали тех, кто их вел, и не хотели идти за ними. Однако убив, мы освежевали их, и шкуры доставили в Карфаген. »

Что за «диких людей», судя по всему, были приняты крупные обезьяны, не должно нас удивлять. Еще в XIX веке многочисленные цирки имели обыкновение возить с собой набальзамированные тела орангутангов и горилл, выдавая их за «неизвестную науке расу карликов». Окончательно подобное заблуждение исчезло не ранее начала ХХ века.

Думаю, вполне понятно, почему данная теория вызвала к себе очень сдержанный интерес. Во-первых, Ганнон скрупулезно отмечает время пути от Геракловых столпов. Как известно, Колумб, отплыв из испанского порта Палос-де-ла-Фронтера 3 марта августа 1492 года достиг Эспаньолы не ранее 12 октября. Даже сделав поправку на остановки для ремонта судов, и определенное «рыскание» вслепую, мы получим срок равный приблизительно 5 месяцам. Куда более тихоходные корабли Ганнона при любых обстоятельствах не могли оказаться в Новом Свете в течение порядка 30 дней. Кроме того, слоны, крокодилы, гиппопотамы — все это слишком явно указывает на африканский берег, кроме того, в Америке нет крупных человекообразных обезьян. Останется разве что предположить, что кроме африканского, Ганнон совершил еще одно - американское плавание, о котором не сохранилось документов, и для того, чтобы добраться до истины, остается догадаться, что было - не иначе, как путем ясновидения. Посему, оставив подобные догадки любителям таковых, и перейдем к следующей по времени теории.

Опередивший свое время. Бартоломе де лас Касас

Flickr - USCapitol - Bartholomé de Las Casas.jpg
Молодой лас Касас в сопровождении индейца.
«Бартоломе де лас Касас.» - 1876 г. - Фреска. - Капитолий. - Вашингтон, США.

Как любопытно развивается история науки. Сколько раз бывало так, что догадки — совершенно верные по сути, выдвигались за сотни лет до того, как их могли оценить, и с достаточной убедительностью доказать — и не понятые современниками благополучно забывались. Так случилось и в этот раз, когда среди фонтана измышлений и ничем не обоснованных догадок, неожиданно прозвучал трезвый голос доминиканского монаха Бартоломе де лас Касаса. Строго говоря, он опередил свое время на пятьсот лет, и уже потому выдвинутая им теория, в настоящее время пользующаяся безоговорочной поддержкой, не обратила на себя ровным счетом никакого внимания.

Познакомимся поближе с этой неординарной личностью. Отец Бартоломе де лас Касаса, отличавшийся некоторой авантюрностью характера, был неизменным спутником Христофора Колумба в его путешествиях. Его сын, в те времена 19-летний студент Университета Саламанки, уже успел привлечь внимание преподавателей своими выдающимися способностями. Во время подготовки ко второму путешествию в Новый Свет, он, закончив свое образование, присоединяется к отцу. Как известно, во время этого плавания была начата колонизация острова Эспаньола, заложен город Санто-Доминго и открыты гряды Виргинских и Малых Антильских островов. Из своего первого заморского плавания юноша вынес огромное количество впечатлений, но в особенности его потрясла бессмысленная жестокость, с которой испанцы не столько покоряли, сколько истребляли коренное население. Это потрясение лас Касас пронесет через всю свою жизнь.

По-прежнему сопровождая «адмирала моря-океана» в его дальнейших странствиях, закончившихся, как известно, в 1503 году, молодой лас Касас принимает твердое решение посвятить себя христианизации коренного населения Америки. Вступив в доминиканский орден, и уже самостоятельно вернувшись в Новый Свет, в 1510 году он принимает священническое посвящение в Санто-Доминго, после чего становится скромным приходским священником в одном из приходов острова Куба, заселенном большей частью туземцами. Своим красноречием а также искренним сочувствием, с каким он принимал близко к сердцу и старался сколь было в его силах помочь в лишениях и бедах местных жителей, он приобрел у них столь непререкаемый авторитет, что слава о подвижнике достигла ушей местного губернатора.

Окрыленный подобной поддержкой, шестью годами позднее лас Касас отправляется в Испанию чтобы перед лицом высших властей ходатайствовать о прекращении жестокостей и бесчинств в отношении индейцев. Надо сказать, что кардинал Хименес, регент при особе юного принца (будущего короля Карла V), не оставил подобное обращение без внимания. На Кубу отправилась представительная комиссия, но как и следовало ожидать, дело спустили на тормозах. У желающих безнаказанно грабить и убивать, одновременно набивая собственные карманы, как водится, нашлись влиятельные защитники. Вновь лас Касас попытался повторить свою попытку — но столь же тщетно как и ранее. Также неудачей обернулась попытка основать свою собственную колонию на полоске земли, «величиной в 250 лиг», подаренной ему молодым королем — как многие другие, восхищавшемся подвижнической энергией этого доминиканца.

Потрясенный этой неудачей, лас Касас попробовал было найти покой и забвение в стенах доминиканского монастыря, но его деятельная натура долго не могла вынести размеренного и однообразного существования. Посему, в скором времени лас Касас избрал для себя миссионерство, в чем нашел свое подлинное предназначение, и достиг громкой славы. Крестя и проповедуя, он пересек территорию будущих государств Никарагуа, Перу, Гватемалы, и Мексики, по праву заслужив себе прозвище «апостола индейцев». Тронутый подобным подвижничеством король пожелал вознаградить его местом епископа в богатейшей епархии Куско, однако, лас Касас, выбрав для себя путь бедности и религиозного служения, предпочел осесть в Чиапасе (Мексика). Возраст стремительно подкатывался к семидесяти годам — для того времени, это была уже глубокая старость, многочисленные враги, которых успел себе нажить этот неподкупный и строгий подвижник, понимая, что силы его иссякают, усилили свой нажим настолько, что лас Касас счел для себя лучшим вернуться в Испанию, где активно взялся за перо, чтобы изложить на бумаге все, увиденное, осмысленное и передуманное им за всю долгую жизнь. Его «Апологетическая история Индий», законченная в 1550 году, увидела свет лишь в 1909, в то время как главнейший и фундаментальный труд «История Индий», задуманный в виде многотомника и начатый в 1559 году так никогда и не пришел к завершению.

Как было уже сказано, современники практически не заметили этих работ, но пятитомник «Истории Индий», опубликованный большим тиражом в 1875—1876 гг., и переведенный едва ли не на все европейские языки, снискал для своего автора громкую и заслуженную посмертную славу. Именно в нем лас Касас останавливается на вопросе о происхождении индейцев, в отличие от современников не изыскивая ответ методом проб и ошибок, и не опираясь в поисках на труды великих умов прошлого. Вместо того, как и требовала нарождающаяся мысль Нового Времени, кладя в основу собственные наблюдения, выводы и доказательства — категорически отвергая идею, что индейцы являются потомками десяти пропавших колен Израилевых. Видимо, эта мысль уже носилась в воздухе, пусть и не нашла себе (пока что) отражения на бумаге. Мы поговорим о ней в свой черед.

Вместо этого проницательный доминиканец предполагает, что индейцы происходят из Вест-Индии (имея в виду под этим именем полуостров Индостан), «ибо Ост-Индия является частью Вест-Индии», продолжает он далее, переходя к идее, что американские индейцы каким-то образом связаны с индийцами — либо непосредственно отделившись от них, либо вместе с ними являясь потомками некоего древнего народа. Впрочем, эта идея за полной невозможностью ее обосновать остается на уровне догадки (более чем шатко обоснованной ссылками на Геродота и Диоскорида), и весьма слабо подкрепленной тем фактом, что и в Восточных и в Западных Индиях (в отличие от современной для автора Европы), наличествует множество народов, говорящих на несходных между собой языках (22).

Отвергая родство американских индейцев с евреями — идею, основанную на том, что оба народа равно практиковали обрезание, лас Касас выдвинул революционную для своего времени мысль о конвергенции — возникновении сходных обычаев под влиянием сходных обстоятельств, но совершенно независимо друг от друга. Положим, термина этого лас Касас еще не знает, но сама идея совершенно прозрачна, и в текущем XXI веке опять же, стала рутиной современной науки. Завершая «Апологетическую историю», ироничный автор смеется над неким «Доктором» (вполне вероятно, что речь идет о Педро Мартире, о котором сказано было выше), будто юкатанских индейцев следует считать евреями из-за нескольких сходных по звучанию слов. Насмешливо предлагая далее развить подобную «теорию» лас Касас приходит к «выводу», что индейцы родом из каталонской деревни Батея, или из кастильской Баэсы (так как в их языках также присутствуют сходные с этим наименования!), и далее на многих примерах показывает, что при некотором старании в индейских языках можно разыскать слова, сходные по звучанию с греческим, испанским и даже арабским. Столь же скептически лас Касас относится к идее об американском Офире, указывая, что эта страна скорее всего располагается в Восточной Азии (27).

Старательно анализируя и классифицируя легенды индейцев — жителей островов Атлантического Океана, автор не находит в них ответа на интересующий его вопрос, и посему, в общем и в целом, оставляет его открытым. Не отвергая возможного существования Атлантиды, он однако, отказывается принять ее в качестве прародины американских индейцев, отвергая вслед за тем карфагенскую теорию как недоказанную и откровенно гадательную, вступает в долгий спор с Овьедо, отправляя следом гипотетических «древних испанцев»[22]. Однако, критика, сколь она не была бы фундаментальной, не представляет собой решения проблемы, и быть может, о лас Касасе не следовало бы говорить так долго, не следуй вслед за этим знаменитая догадка, которую, не смотря на постоянное цитирование в исторической литературе невозможно не привести еще раз.

Итак, речь идет об острове Эспаньола, где лас Касас побывал не однажды. Долина Сибао находится на в территории современной Доминиканской республики, в северной ее части. В глубоких шахтах этого региона и сейчас добывается золото, тогда как во времена лас Касаса этот промысел только начинался. Впрочем, дадим слово нашему автору[22]:

Мне доводилось видеть в этих шахтах в Сибао, на глубине одной или двух стадий (то есть около 168—320 м. — Прим. переводчика), в целинной земле этих долин у подножия неких холмов, обуглившееся дерево и золу, словно костер был разложен там всего лишь несколькими днями ранее. По таковой же причине, нам следует заключить, что в прежние времена река подступала непосредственно к этому месту, и там был разложен костер, но позднее река ушла прочь. Почва, в позднейшие времена смытая с холмов дождями, покрыла его собой (то есть покрыла собой кострище — Прим. Ли Хаддлтона). Ввиду того, что подобное не могло произойти иначе как многими годами ранее, в незапамятные времена, сказанное представляется весьма веским аргументом, что люди на этих островах и континенте появились в глубочайшей древности.

Итак в результате первых в мире (хотя и непреднамеренных) археологических раскопок, наблюдательному доминиканцу, похоже, удалось наткнуться на охотничью стоянку, относящуюся к неолитическим временам, и сделать совершенно верный вывод о ее «глубочайшей древности». Таким образом, для лас Касаса становилось ясно, что миграция индейцев в Новый Свет относится ко временам столь далеким, что у науки его времени нет ни средств ни возможностей проследить истоки переселения. Но человеческий ум устроен так, что ни в коем случае не пожелает отдать задачу на откуп потомкам, если есть хотя бы минимальная надежда решить ее самостоятельно. Посему, здравый совет нашего автор был благополучно забыт, и пустопорожние гадания продолжались и далее.

Тихое десятилетие

Впрочем, их накал придется на несколько более позднее время, в следующие 12 лет дискуссия в среде испанцев сама собой стала затихать; было ясно, что без дополнительных фактов и новых открытий задачу не решить. В эти относительно спокойные годы из-под пера ученых и философов выходит минимум книг посвященных этому вопросу, при том, что новых теорий не выдвигается, но вместо того выискиваются аргументы в пользу прежних, или же авторы позволяют себе ограничиться несколькими ничего не значащими словами касательно темы.

Так, например, Педро Сьеса де Леон в «Первой части хроники Перу» (1553 год) заявил о своем намерении в Главе третьей следующей по порядку части подробно остановится на вопросе о Всемирном Потопе и происхождении индейцев. Этот долгожданный том при жизни автора так и не увидел свет, выйдя из печати лишь в 1873 году. Однако, никаких откровений там не содержалось, автор предпочел ограничиться несколькими невнятными замечаниями.

Впрочем, это скорее исключение из правила: что касается основной массы книг, изданной в эти годы, при их чтении становилось ясно, что среди многочисленных теорий уверенно лидируют карфагеняне со своей царицей Дидоной, несколько отстают от них атланты, и наконец, на последнем месте обретаются древние испанцы Овьедо, в которых (кроме их собственного автора) так никто и не поверил.

Агустин де Сарате в своей «Истории открытия и завоевания провинции Перу» (1555 г.) указывает на то, что традиции Атлантиды по-прежнему в неприкосновенном виде сохраняются среди перуанских индейцев, которые, как видно, перебрались на новое место обитания еще до того, как огромный остров навсегда ушел под воду (29). Со своей стороны, Франциско Сервантес де Саласар, автор «Хроники Новой Испании» (1560) так же объявил себя сторонником теории о миграции из Атлантиды.

Хиральмо Бенсони («История Нового Мира»), со своей стороны, отстаивал их несомненно карфагенское происхождение, Флориан де Окампо, официальный историограф короля Карла II (впрочем, не брезговавший вставлять в свои сочинения откровенные выдумки и фантазии) полагал, что Ганнон-мореплаватель сумел посетить Эспаньолу, и даже утвердить на ней финикийскую колонию. И наконец, Висенте Палатино де Курсола в своем «Трактате о праве и справедливости войны, кою ведут короли Испании против наций, заселяющих Ост-Индию», внес в дискуссию новую неожиданную струю, рассказывая, будто ему случилось не то видеть самому, не то слышать от других, о существовании монументального вида руин, покрытых надписями, которые никто не мог прочесть. Надписи вполне могли быть карфагенского происхождения — и что еще более необычно, согласно индейским сказаниям, здания эти в незапамятные времени возвели некие бородатые пришельцы. И снова мы видим, читатель, как сквозь ворох ошибок и бессмысленных гаданий постепенно собираясь воедино, показываются блестки истины. Легенды о бородатых пришельцах (или богах?) действительно существовали среди индейских племен, более того, испанское завоевание во многом было облегчено тем, что солдат Кортеса, и конечно же, его самого, принимали за этих богов, исполнившись свое обещание вернуться. Впрочем, высказал единственную здравую мысль, автор возвращается в привычное русло, объявляя, что права на «Индии», от карфагенян после Третьей Пунической войны по праву победителя наследовал Рим, наследником античного Рима в свою очередь является папа, он же своей властью передал Индии под власть испанской короны… таким образом, ее «права» на эти новые земли никоим образом не могут быть оспорены. Как видите, читатель, попытки превратить научный поиск в угодничество перед действующей властью появились не сегодня и даже не вчера. Но продолжим.

Китайцы в Новом Свете

Zhen he.jpg
Памятник адмиралу Чжэн Хэ в Малакке (Индонезия).

1555 год знаменуется тем, что дискуссия о происхождении индейцев наконец-то выходит за пределы собственно Испании, и нет ничего удивительного, что в первую очередь к ней рьяно подключаются представители такого же мореходного народа, давние соперники за обладание новооткрытыми землями — португальцы.

Судьбу Антонио Гальвао, сына главы дипломатического корпуса и официального хрониста короля Португалии Афонсу V вряд ли можно назвать счастливой. Этот исправный служака много лет провел португальской Индии, вначале как простой офицер, затем — получив повышение до чина коменданта крепости Тернате на Молуккских островах. На этом посту он оставался в течение четырех лет (1436—1440 гг.), успев зарекомендовать себя отправкой посольства в Папуа, затем передав управление Диогу Хорхе де Кастро, вернулся в Португалию, где в скором времени оказался в опале, и вынужден был провести последние несколько лет в нищете и забвении, выживая на нищенские подачки Королевской Богадельни.

Впрочем, нас с вами будет интересовать его «Трактат об открытиях древних и современных» (1555 г.), где среди множества описаний истории и традиций азиатских народов (описаний, заметим, не утративших своей ценности до нынешнего времени), мы обнаруживаем любопытные сведения касательно заселения американского континента.

Неудивительно, что пытливого португальца интересовала проблема происхождения населения «Индий» живо обсуждавшаяся в тогдашних ученых кругах. Посему, поддерживая теорию Овьедо, касательно того, что первопоселенцами Америки и островов Карибского бассейна были древние карфагеняне, он прибавляет к тому еще одну теорию, по его собственным словам, услышанную им в китайской диаспоре, нашедшей себе пристанище на Молукках. Согласно утверждениям ее жителей, первичное население Америки составили китайцы, сумевшие каким-то образом добраться до нового континента. Со своей стороны Гальвао полагал подобное утверждение «вполне правдоподобным», замечает. что у китайцы сходны с индейцами «своими обычаями и традициями», а также внешностью, так как для тех и для других характерны «узкие глаза и плоские носы» (28).

Теория не нашла себе отклика в тогдашнем научном мире, и была быстро и прочно забыта (чтобы возродиться в несколько обновленном виде уже в наше время), однако нам стоит присмотреться к ней поближе. Как то часто бывает, даже в совершенно неверной теории, составленной добросовестным и проницательным исследователем, практически всегда найдется рациональное зерно. Теория Гальвао также не является исключением из этого правила. Как мы видим, он практически предвосхитил современные теории миграции индейцев с азиатского материка. Однако, если задаться вопросом, какие именно «китайцы» и когда могли оказаться в Америке, ответить на него окажется не так-то просто.

Несомненно, историческая память народов может простираться вглубь на многие века (и быть может даже — тысячелетия). Так советский исследователь В. Я. Пропп еще в начале прошлого ХХ века с убедительностью смог доказать, что волшебные сказки народов Земли хранят в себе воспоминания о первобытно-общинных традициях человечества, и давно забытой религии времен родового строя и становления первых государств; но несмотря на то, вряд ли можно поверить, что китайская традиция сохранила память о реальном переселении азиатских племен на новый материк. Во-первых, событие это (как мы увидим далее, обычно датируется временем Верхнего Палеолита (ок. 11 500 лет назад), и уже потому представляется довольно сомнительным, что память об этом могла просуществовать в течение столь долгого времени, не исчезнув и не изменившись до неузнаваемости. Кроме того, в согласии с современными научными концепциями, переселение происходило через перешеек, находившийся на месте современного Берингова пролива, то есть за Полярным Кругом. Земли эти мало того, что никогда не принадлежали к историческому Китаю, и население их китайцами невозможно назвать даже при самом бурном полете фантазии. Переселение с территории собственно Китая в каменном веке представить практически невозможно: взглянув на карту, легко убедиться, что континенты разделяет Тихий океан, преодолеть который на утлых лодках из коры или деревянных долбленках было вряд ли возможно. И столь же сомнительно полагать, будто «новости» о переселении с крайнего севера могли достичь тогдашней, скажем так, пра-китайской территории. Огромные расстояния, малочисленность населения и языки, совершенно несхожие между собой делают подобную гипотезу совершенно неправдоподобной.

Таким образом, гипотетическое «китайское путешествие», о котором говорили информаторы Гальвао, следует искать в сравнительно недавнем для того времени, прошлом. Такое путешествие могло реально состояться, или в памяти народной на реальные факты просто наложилась сенсация об открытии нового материка, и ее приписали известному отважному первопроходцу. Но не будем более подвергать испытанию читательское любопытство. Суда по всему, в этой легенде речь идет о плавании адмирала Чжэн Хэ — тем более, что для древнего и средневекового Китая это было действительно из ряда вон выходящее событие, сумевшее произвести ошеломляющее впечатление и на современников и на потомков.

Zheng He.png
Маршрут путешествий Золотой флотилии.

Итак, отправимся, читатель в Китай начала XV века. За 35 лет до того Восстание Красных Повязок сумело сбросить власть Чингисидов, безраздельно владевших страной в течении ста с лишним лет. Последний представитель монгольской династии, наложил на себя руки, узнав, что столица захвачена восставшими и путей к отступлению нет. Юнлэ, второй по счету император новой, китайской по происхождению, династии Мин задумался над тем, чтобы восстановить престиж Поднебесной, доказав окрестным государствам и народам, что бывшая монгольская провинция вновь обрела силу, и превратилась в первую по величине и силе империю, с которой отныне придется считаться всем. Для решения подобной задачи был построен огромный по тем временам Золотой Флот, которому следовало посетить одно за другим все государства в акватории Индийского океана — торгуя, обмениваясь посольствами и добиваясь, чтобы их правители присягнули на верность империи Мин — для начала, хотя бы номинально. Кроме того, у будущей экспедиции была еще одна — тайная цель. В Китае упорно не желал умирать слух, будто последний монгольский император сумел бежать и где-то скрывается, выжидая удобного момента для возвращения. Неизвестно, верил ли подобной сказке практичный Юнлэ, однако, существовала вполне реальная опасность, что некий самозванец не преминет явиться в одном из соседних государств, обеспокоенных новым усилением Китая, и попытается вернуть себе утраченные «права». Путешествие более чем внушительной Золотой флотилии должно было недвусмысленно объяснить соседям, что подобные поползновения заранее обречены на неудачу, и новый хозяин Поднебесной имеет достаточно сил, чтобы отразить любую угрозу.

ShenDuGiraffePainting.jpg
Жираф, привезенный экспедицией Чжэн Хэ.
Неизвестный художник «Жираф.» - XV в. - Музей императорского дворца. - Тайбэй, Тайвань.

Командующим Золотым Флотом стал евнух Чжэн Хэ, генерал на службе императора Юнлэ. Надо сказать, что лучший выбор сделать было сложно. Чжэн Хэ (точнее, Ма Хэ), получивший почетную фамилию Чжэн за крупную победу при деревеньке Чжэнлуньба, по происхождению был монголом, или принадлежал к некоему иному чуждому китайцам племени, его семья, как многие другие, во времена монгольского владычества перебралась в Китай в поисках лучшей доли. По вероисповеданию адмирал Чжэн был мусульманином — что также было немаловажно, так как будущая экспедиция намеревалась посетить земли ислама вплоть до Мекки. Впрочем, будущий адмирал отличался веротерпимостью, в частности, он с уважением относился к буддизму — основной религии средневекового Китая, и уже это помогло ему подняться по придворной лестнице. Кроме того будущий адмирал — высокий по китайским меркам, крепко сбитый мужчина, «с голосом гулким словно колокол» умел подчинять себе людей, и вселять им веру в себя. Как было сказано, к началу будущего плавания адмирал Чжэн Хэ имел солидный военный опыт, и прекрасно зарекомендовал себя на поле боя и как солдат и как командир. В будущем это также послужил ему хорошую службу. Евнухом же будущий адмирал был сделан еще ребенком, будучи захвачен в плен и отправлен ко двору минской армией. В средневековом Китае это была древняя традиция: при императорском дворе служить имели право исключительно женщины и евнухи (по определению неспособные передать свою должность по наследству).

Итак, корабли Золотого Флота отплыли из Нанкина в 1405 году. Всего при жизни императора Юнлэ совершено будет шесть морских путешествий. Корабли Чжэн Хэ посетят Индию, Цейлон, Суматру, Малакку, Мальдивские острова, страны Персидского залива и т. д. Ни до ни после того Азия не знала ничего подобного. Моряки Чжэн Хэ со всей охотой вели торговлю в чужих портах, вели дипломатические переговоры при дворах иностранных монархов. Кое-где приходилось прибегать и к военной силе, в частности, цейлонский владыка наотрез отказался отдать китайскому собрату священные для буддистов реликвии — зуб, волос и чашу для подаяния, по преданию, принадлежавшим Будде Шакьямуни. Получив столь нелицеприятный ответ Чжэн Хэ немедленно прервал переговоры, после чего направил своих моряков на штурм цейлонской столицы. Несговорчивый император месте с супругой и детьми оказался в плену и был отправлен в Китай в качестве военной добычи.

После смерти императора Юнлэ путешествия временно прекратились, и уже бывший адмирал в течение следующих семи лет исполнял обязанности командира нанкинского гарнизона (заодно получив повышение с четвертого до третьего чиновничьего ранга). Затем наследник Юнлэ — император Сюаньдэ решил продолжить славную традицию. Шестидесятилетний адмирал вновь был отправлен в путь во главе Золотой Флотилии, на сей рез его корабли достигли Африки, а часть флотилии, по приказу адмирала отплывшая на Север, посетила священный для мусульман город Мекку. Однако, домой славный адмирал уже не вернулся. Он умер на обратном пути, и по обычаю моряков был похоронен в море. Назад моряки доставили только прядь волос и туфли (по другим источникам — халат и другие предметы одежды), которые были преданы погребению с соответствующими почестями.

Экспедиция Чжэн Хэ на всем протяжении пути вела скрупулезные картографичесие исследования, нанося на карту очертания берегов, измеряя глубины и отмечая направления господствующих ветров. Материалы экспедиции сохранились до нынешнего времени, так что ограничься дело только этим, стоило бы заметить, что в народной памяти, как это часто бывает, слились воедино несколько разноплановых явлений (путешествия Чжэн Хэ «куда-то там в чужие страны» и открытие не менее чужого американского материка). Можно было бы указать, что сбиться с пути корабли Золотого флота не могли никак, так как компас бы известен в Китае с незапамятных времени, уплыть же вместо Востока на Запад, нарушая прямой и недвусмысленный приказ императора также было вряд ли возможно. Вообразить себе бурю (столь любезную сердцу создателей маргинальных теорий), способную перебросить потерявший управлений корабль на другую сторону Тихого океана — и вовсе затруднительно. Кроме того, существует изображение «удивительного зверя» — жирафа, среди прочих заморских диковин привезенного Чжэн Хэ ко двору минского императора.

То есть ограничься дело только смутными слухами и догадками, в деле адмирала Чжэна можно бы смело ставить точку, но опять же «но» — и это «но», дорогой читатель, мы не единожды и не дважды будем встречать в этой сложной теме. Уже в ХХ веке этнографы, собиравшие мифы и легенды австралийских племен услышали от них историю о таинственных «байджинях». Согласно преданиям аборигенов полуострова Арнем-Ленд (на севере Австралии), некие мореплаватели со столь странно для европейского уха звучащим именем какое-то время жили на их земле, занимаясь заготовкой трепангов, разведением риса и наконец, постройкой каменных домов. Кто были эти таинственные пришельцы (и действительно ли они существовали?) остается до нынешнего времени предметом дискуссий. Чаще всего указывают, что речь шла по-видимому, об индонезийцах (макасарах), которые вполне реально навещали эти берега в XVII—XIX вв., или т. н. «морских цыганах» баджо, до настоящего времени ведущих кочевой образ жизни, перемещаясь от берега к берегу на своих юрких судах. Но, как и следовало ожидать, нашлись желающие увидеть в «байджинях» моряков Чжэн Хэ, пытаясь сблизить имя загадочного народа с китайским бэйцзин жэнь (北京人, «пекинцы»). О подобных «сходствах» мы уже имели удовольствие говорить, однако, нашлись желающие пойти еще дальше, полагая, что корабль (или корабли), отделавшиеся от экспедиции Чжэн Хэ посетили Новый Свет. В настоящее время ярым защитником подобной теории является отставной британский моряк Гевин Мензис. Ученый мир, однако, относится к подобным идеям достаточно прохладно — и правильно делает. Взглянем на карту еще раз. Единственный путь из Австралии к американскому континенту на парусным судах можно проделать по направлению т. н. экваториального противотечения — но в этом случае китайцы оказались бы лицом к лицу не с первобытными дикарями, вооруженными стрелами и дубинами — но с высокоцивилизованными жителями майянской империи. Положим, империя эта в начале XV века переживала не лучшие времена, практически распавшись на отдельные, воюющие друг с другом государства, однако, столь из ряда вон выходящее событие как прибытие людей из-за океана должно было врезаться в память и остаться как в устных преданиях, так и в летописях майянского государства. Испанское завоевание начнется немногим более века спустя (1517 г.), за столь короткое время информация не могла ни исчезнуть ни забыться, однако, майянские (как и испанские) хроники дружно молчат. Кроме того, сколько ни строй догадок, адмирал Чжэн Хэ не мог иметь ни малейшего отношения к заселению американского континента. Посему, движемся дальше.

Плавание Одиссея к берегам Мексики

Odysseus Sirens BM E440 n2.jpg
Одиссей и сиренны.
Неизвестный мастер «Одиссей и сирены». - Краснофигурная ваза. — ок. 480-470 гг. до н.э. - Британский музей. - Лондон, Великобритания

Педро Сармьенто де Гамбоа, в отличие от многих других, подвизавшихся на поприще истории Индий, действительно был опытным мореплавателем, большую часть своей долгой, по меркам соответствующей эпохи, жизни, проведший в исследовании новых земель. Будучи родом из Испании, он перебрался в Мексику в возрасте 23 лет, после пяти лет верной службы в армии короля Карла V. После двух лет в Новой Испании (сведений о которых почти не сохранилось), из-за слишком пристального интереса св. Инквизиции, в те времена особенно свирепствовавшей в колониях, он счел за лучшее перебраться в Перу, где проводит следующие двадцать лет своей жизни. Известно, что в эти года Педро Сармьенто начинает все чаще принимать участие в тихоокеанских плаваниях, и в конечном итоге отправляется в дальний поход через Тихий океан, под руководством собственного племянника Альваро Менданья.

Известно, что корабли этой эскадры сумели достичь Австралии (или Новой Зеландии) — источники сильно расходятся в этом вопросе, и открыть для испанской короны островную гряду, позднее названную «Соломоновой». Надо сказать, что с точки зрения властей, экспедиция закончилась полным провалом: золота на новооткрытых землях отыскать не удалось, попытка основать колонию на Соломоновых островах также закончилась ничем. Более того, снедаемый завистью к талантливому родственнику капитан Меданья отправил за борт его дневники и личный судовой журнал и оставил дядю на произвол судьбы на побережье Мексики, надеясь таким образом приписать себе все заслуги по обнаружению новых земель. Надо сказать, что эта малопочтенная попытка закончилась ничем — крепкий и выносливый моряк, Педро Сармьенто, благополучно сумел добраться до Лимы, где подал иск против вероломного племянника. Суд вынес решение в его пользу.

В скором времени после возвращения, на исследователя, чья слава уже успела распространиться по испанским владениям в Южной Америке, обратил внимание вице-король Перу Франциско де Толедо. По его приказу, Сармьенто отныне должен был засесть за фундаментальный труд, называемый «История инков». Вице-королю, по всей видимости, хотелось получить побольше кровавых подробностей о свирепых правителях и языческих культах «дикарей», что в глазах читающей публики должно было в полной мере служить обоснованием для покорения страны и насильственной христианизации ее населения. Судя по всему, Сармьенто справился со своей задачей вполне удовлетворительно, так как готовый манускрипт, придирчиво оцененный знатоками, вместе с четырьмя картинами, изображающими быт и нравы инков, пересек Атлантический океан, и был лично вручен королю Филиппу II.

Впрочем, нас в этой истории будет интересовать то, что во время исполнения начальственного заказа, Сармьенто имел беспрепятственный доступ ко всем архивам испанской короны в Перу, и кроме того, со всей ответственностью подойдя к своей задаче, исколесил страну вдоль и поперек, тщательно выспрашивая стариков, еще помнивших прежние времена и тех немногих членов семьи великого Инки, что сумели пережить разгул солдатни во время завоевания Куско. Итак, что же сумел узнать о происхождении индейцев столь осведомленный и добросовестный автор?…

Будучи сторонником теории заселения Америки бывшими атлантами (в те времена, как мы помним, второй по распространенности), Сармьенто сделал еще более смелый шаг, предположив, что Атлантидой, по сути дела является весь американский континент. Другое дело, что по мнению исследователя, в давние времена он был куда больше, протягиваясь через всю Атлантику вплоть до Испании. Таким образом, нет ничего удивительного, что спасшиеся на Ковчеге, практически не замочив ног перебрались на новую землю и вполне комфортно здесь обосновались. Катастрофа, случившаяся по мнению автора, около 1320 г. до н. э. оставила от исполинского материка лишь Америку (в современном ее состоянии), а также Антильские острова и Кадис в Испании. В своих исследованиях, как и полагалось ученому Нового Времени, Сармьенто опирался на крепкую (как ему самому казалось) основу сохранившихся местного населения памяти о катастрофическом потопе, вызванном, по мнению автора, водами Атлантического океана. Впрочем, как добросовестный исследователь, Сармьенто оговаривался, что содержание этих мифов не полностью укладывается в данную теорию, и некоторые детали остаются необъясненными и требуют дополнительных изысканий.

Связь между материками временно прервалась, и следующим из европейцев, по мнению автора, полуострова Юкатан достиг не кто иной, как Одиссей, прекрасно знакомый нам по гомеровским поэмам. Кратко напомним их содержание. Царь Итаки, «хитроумный Одиссей» был вполне счастлив своим положением, деля бремя забот с любимой супругой, кроме того, незадолго до начала событий, у него родился сын, названный Телемахом. Греческие корабли, направлявшиеся к Трое, царевич которой смертельно оскорбил царя Спарты Менелая, похитив у него жену — красавицу Елену. Греки непременно желали, чтобы Одиссей присоединился к войску, тот же, совершенно не прельщаясь подобной участью, как обычно попытался хитростью выпутаться из положения. Запрягши в плуг коня и быка, он принялся распахивать поле, щедро засевая его солью, и надеясь, что Менелай со своими советниками примут его за сумасшедшего и посему оставят в покое. Однако, не тут-то было: прекрасно зная о хитроумии царя Итаки, один из воинов — Паламед — приказал принести на поле новорожденного Телемаха и положил его под плуг. Одиссей вынужден был остановиться — и тем выдал себя. Против воли, он вынужден был принять участие в десятилетней осаде Трои, которая завершилась успехом также исключительно его уму и изворотливости. Не сумев силой сокрушить троянское войско, греки по его наущению, изготовили знаменитого коня, в котором спрятались вооруженные войны. Когда обманутые троянцы ввезли огромную статую в город, и основательно перепились во время пиршества, греки легко подчинили себе город, и разграбив его, с богатой добычей отплыли прочь.

Odyssei.jpg
Вероятный маршрут обратного плавания Одиссея из Трои.

Но Одиссею, как видно, не суждено было достичь родным берегов без приключений и происшествий. Все началось с того, что корабль на небольшое время причалил к острову, населенному племенем «пожирателей лотоса». Этот коварный цветок обладал нежным вкусом, но кроме всего прочего, заставлял любого, кто осмеливался его отведать, забывать о своем прошлом и своей родине. Посему, осознав всю опасность дальнейшего пребывания на этой предательской земле, Одиссей спешно отбыл прочь. Полибий и Страбон отождествляли землю лотофагов с Менингой — крупным островом у средиземноморского побережья Африки «откуда шла дорога в Египет», а местные племена действительно имели обыкновение выделывать из плодов лотоса опьяняющий напиток, а также использовать это растение его в пищу. Во времена обоих историков, здесь еще существовал алтарь, якобы воздвигнутый Одиссеем. Впрочем, уже в древности полного единодушия касательно расположения земли лотофагов не существовало — находились желающие поместить их на побережье Сицилии.

Но так или иначе, благополучно отплыв от предательского берега, Одиссей попадает, что называется, из огня в полымя, оказавшись на острове циклопов. В точности идентифицировать его расположение не удается, однако, как станет ясно из дальнейшего, мы все еще находимся в Средиземном море. С этим островом, как известно, связан самая драматическая часть поэмы — оказавшись в пещере, где одноглазый Полифем живет вместе с овечьим стадом, доит своих животных и выделывает сыры, Одиссей и его спутники оказываются в положении причем великан-людоед, на время забыв о своей молочной диете, охотно пожирает своих гостей одного за другим. Чтобы вырваться на свободу, Одиссей вновь вынужден прибегнуть к хитрости: он угощает глупого великана вином, а тот, опьянев окончательно, спрашивает, как зовут столь щедрого гостя. Получив ответ «Меня зовут Никто», благодушный хозяин обещает, что Никто будет съеден в последнюю очередь и засыпает пьяным сном. Не теряя времени даром, Одиссей вместе со своими спутниками обжигают на огне крепкий деревянный кол и выкалывают циклопу единственный глаз. На рев раненого великана сбегаются прочие циклопы, но в ответ на вопрос — кто обидел Полифема, слышат единственное слово «Никто!» и ожидаемо, уходят прочь.

На следующее утро, Одиссей советует своим товарищам повиснуть под бараньими брюхами, крепко уцепившись за шерсть. Предосторожность не оказывается лишней — слепой великан, желая поквитаться с обидчиками, тщательно ощупывает спину каждого барана, и остановив самого видного и крепкого (под брюхом которого висит сам Одиссей), горько жалуется на предательство «Никого». Не удержавшись от желания напоследок подразнить побежденного врага, Одиссей, уже стоя на корабле, окликает его, и называет свое подлинное имя, так что пришедщий в ярость циклоп, начинает швырять в море огромные камни, и маленькой флотилии еле удается ускользнуть.

На следующем острове обитает не кто иной, как бог ветров Эол. В качестве дара он вручает Одиссею мешок с четырьмя ветрами, предупреждая, что открывать его следует только при серьезной необходимости. Однако, товарищи Одиссея по плаванию, не верят рассказу своего капитана, и полагая, что в мешке он прячет золото, в момент, когда остров Итака уже показывается на горизонте, а уставший Одиссей решает подремать, открывают мешок. Поднявшаяся буря, как и следовало ожидать, отбрасывает корабли обратно в море. Все той же поднявшейся бурей, корабли Одиссея прибивает к острову, где живет племя лестригонов — людоедов огромного роста. После встречи с ними у Одиссея остается один корабль, всех его спутников, попавших в плен лестригоны нанизывают на копья и уносят прочь для каннибальского пиршества.

Следующей стоянкой единственного корабля становится остров, где живет волшебница Цирцея, посредством заколдованного питья превращающая мужчин в свиней. Один лишь Одиссей, предупрежденный Афиной, спасается от подобной участи, и угрожая Цирцее мечом, понуждает вернуть своей команде человеческий облик. Здесь путешественники отдыхают в течение года, во время которого Одиссей отправляется к расщелине, через которую можно беседовать с подземным миром мертвых, и получает от прорицателя Тиресия советы касательно обратного пути. Древние авторы не затруднялись с местоположением острова Цирцеи, так как могилу волшебницы еще в эллинистическое время показывали любопытствующим на острове Фармакуссе, рядом с греческим побережьем. Таким образом, мы продолжаем оставаться в Эгеиде.

На пути домой корабли Одиссея вынуждены проплыть мимо острова сирен, своим чарующим пением завлекающих моряков на скалы. Но, опять же упрежденный Цирцеей, Одиссей наставляет своих людей, чтобы они плотно заткнули уши воском, сам же, мучимый любопытством, приказывает привязать себя к мачте и в полной мере наслаждается уже безопасным, заколдованным пением. Страбон в своей «Географии» помещает их на небольшой островок у сицилийского побережья — либо на саму Сицилию. Таким образом, мы все еще находимся в Средиземном море; причем не знать об этих толкованиях образованный испанец начала Нового Времени вряд ли мог, Страбона неоднократно переводили и на латынь и на местные языки, древняя литература составляла важнейшую часть школьного образования тех времен. Посему — продолжаем.

Odysseus Tiresias Cdm Paris 422.jpg
Одиссей, вопрошающий мертвых.
Вазописец Долона «Одиссей, вопрошающий дух Тиресия». - Краснофигурный ликанийский кратер (сторона А). - ок. 380 г. до н. э. — Кабинет медалей, монет и древностей - Национальная библиотека Франции, Париж.

Дальнейший путь флотилии лежит между Сциллой и Харибдой — шестиголовым чудовищем, питающимся человечиной, и страшным водоворотом, который то заглатывает, то снова извергает воду, превращая корабли в щепу. Положение обоих монстров определяется достаточно точно: речь идет о Мессинском проливе возле острова Сицилии, причем и Сциллой (остроконечной скалой, на которую течение может выбросить потерявший управление корабль) и Харибдой — реально существующим водоворотом и в настоящее время может любоваться каждый желающий. Потеряв шестерых товарищей, сожранных Сциллой, Одиссей вновь вырывается на морской простор.

На следующем острове пасется стадо солнечного бога Гелиоса. Не зная, сколь опасно покушаться на священных животных, товарищи Одиссея убивают и отправляют на вертел несколько быков. Разгневанный Зевс насылает на корабль жестокую бурю, так что в живых остается один Одиссей. Волнами его выбрасывает на остров нимфы Калипсо, где он проводит семь следующих лет, всем его попыткам бежать противодействует влюбленная нимфа. Наконец, боги, пожалев скитальца, приказывают Калипсо отпустить его домой, и соорудив крепкий плот, Одиссей попадает на землю племени феаков, где встречается с царевной, носящей типично греческое имя Навсикая. Пожалев скитальца, феаки на собственном корабле отправляют его домой.

Такой, в очень кратком изложении, представляется канва гомеровской поэмы. Как мы видим, за американское побережье, с очень большой натяжкой можно принять разве что остров Гелиоса, и возможно, историю с нимфой Калипсо, в которой, при некотором напряжении фантазии, можно увидеть индейскую принцессу, искренне привязавшуюся к пришельцу из-за океана (эдакую античную Покахонтас!). Продолжая фантазировать, можно легко нарисовать в своем воображении, как она удерживала возле себя диковинную живую игрушку, и лишь семь лет спустя, получив некое «дурное предзнаменование» от жрецов племени, решилась с ним расстаться. Правда, очень сложно представить, как Одиссей в одиночку переплыл бы на плоту Атлантический океан… даже в наше время подобное представляется очень непростой задачей — ведь огромного пра-Атлантического материка, сколь то можно понять из писаний Сармьенто уже не существовало.

Посмотрим же какие доказательства этот автор приводит в поддержку столь неочевидной и спорной теории. Откроем книгу.

Ибо люди этой земли отличаются греческими повадками, и греческим платьем, характерным для племени Одиссея. В их языке множество греческих слов, они же пользуются греческими буквами. Мне самому приходилось видеть множество знаков и доказательств этому. Они именуют Бога «теос», равно как и греки. Во время путешествий по этим местам мне доводилось слышать, будто люди эти хранили у себя корабельный якорь, каковому имели обыкновение поклоняться словно идолу. Они без сомнения греки по происхождению, и оттуда же (то есть от места первоначальной высадки — прим. переводчика), могли заселить все земли Мексики. Таким же образом можно убедиться, что вся Новая Испания и провинции ее заселены греками… в то время как жители Перу и прилегающих к нему земель по происхождению — атланты.

— Педро Сармьенто де Гамбоа, «История инков»

.

Что можно на это сказать с высоты знаний нашего технологичного века? Что касается «греческих повадок» — подобный пассаж можно интерпретировать как угодно, тем более, что более точных объяснений автор не дает. Очень предположительно — в виду имелось то, что великие цивилизации Месоамерики действительно создали собственные государства по мощи сравнимые с классической Грецией или Римом времен цезарей. Обо всем прочем можно только гадать, памятуя о том, что Сармьенто, сколь то известно из его биографии, никогда не был в Греции и знал этот народ только по книгам. Что касается греческого платья, аргумент еще более спорен. Одеждой месоамериканских индейцев — в те времена, в какие из застала конкиста, была рубаха, плащ и сандалии, прикрепляющиеся к ногам посредством кожаных или тканых подвязок. Подобное платье, известное еще со времен неолита в более-менее одинаковом состоянии было характерно для всех народов Европы в раннюю эпоху (добавим, в скобках, что в холодных странах к нему поневоле прилагались шерстяные или кожаные штаны). Таким образом, «греческую» одежду индейцев с равным успехом можно было объявить «галльской», «иберийской» или даже «германской».

Что касается «греческого письма» — здесь автор останавливается в полном недоумении. Известно, что великие цивилизации Месоамерики пользовались иероглифической письменностью, кроме того, в качестве мнемонического средства (или также письменности — но тайной?) служили кипу — длинные нити с узелками, в особом порядке надетые на основу. Где и как, при самом богатом воображении можно было разглядеть в них «альфу» и «бету» остается полной загадкой. Вполне допустимо предположение, что Сармьенто имел в виду токапу — довольно сложную систему тканых и керамических узоров, в линейных формах которой можно действительно увидеть нечто, напоминающее греческие или латинские буквы. Стоит заметить, что система токапу долгое время находилась под запретом колониальных властей, так как существовало подозрение, что с ее помощью индейцы способны передавать друг другу тайные сообщения, совершенно непонятные для белых. Гипотеза эта по сей день осталась ни подтвержденной, ни опровергнутой — она до сих пор ждет своего исследователя. Но в любом случае — речь может и здесь идти лишь о некоей иероглифической системе; так как само понятие алфавита — записи слова с помощью отдельных буквенных знаков индейцам было совершенно незнакомо, и пришло в их страны только с испанскими завоевателями.

Tukapu.jpg
Ткань с узорами токапу.

Более интригующим представляет вопрос касательно корабельного якоря, ставшего объектом для поклонения. К сожалению, кроме беглого упоминания в «Истории инков» ни о чем подобном более неизвестно. Опять же, мы оказываемся в положении, когда за неимением материала невозможно сделать ни положительный, ни отрицательный вывод. Как было уже сказано — чисто теоретически нельзя категорически отвергать, что кто-то когда-то случайным образом натолкнулся на американский континент в древности или в Средние века, но по какой-то причине, открытие это осталось неизвестным. Таким образом, якорь мог существовать на самом деле, но был скрыт от вездесущего ока фанатичных монахов, а затем и прочно забыт новыми поколениями. Другая возможность состоит в том, что мы имеем дело с очень распространенным случаем для ранних американских исследований, когда белый господин общался с индейцами через переводчика, плохо понимающего по-испански, в результате чего возникал эффект «испорченного телефона» и обе стороны просто додумывали недостающую информацию. На основе сохранившихся сведений, как было сказано, категорический вывод сделать невозможно. Но даже если якорь и был, он мог принадлежать какому угодно судну и не иметь ничего общего ни с Одиссеем (а скорее всего, действительно не имел!) ни с древними греками как таковыми.

И конечно же, самым интригующим в этой истории является совпадение (как его подает Сармьенто), греческого и индейского слова «бог». Хотя опять же — совпадение не полное, на языке науатль (о котором собственно идет речь), бог именуется teō (отсюда имя индейского города Теотиуакан — по разным переводам «место рождения богов», или «место превращения людей в богов»), тогда как у греков наличествует слово Θεός (theos), где первым является междузубной звук, сходный с английским th в слове «thanks». Нет сомнения, что подобное небольшое расхождение вряд ли способно убедить скептиков, тем более, что шокирующим для непривычного человека является совпадение не только звукового состава, но и значения! Возможно ли такое?

Возможно. Несомненно, подобный случай встречается гораздо реже чисто звукового совпадения — и все же, не является единичным. Возьмем столь хорошо известный лингвистам любопытное совпадение между английским и персидским языками, в которых слово «плохой» передается как bad. Перед нами два родственных языка, восходящих к одному и тому же индоевропейскому-основе, существовавшему около 6 тыс. лет назад. Появляется величайший соблазн решить, что слово это либо сохранилось со времен общего предка, либо каким-то образом в уже более позднее время позаимствовано англичанами у персов (или наоборот). И ничего не выходит. Древнейшие источники (эволюция древнеперсидского языка прослеживается со времен античности, в то время как древнеанглийский знаком нам по записям, датирующимся VII в. н. э) на обоих языках ни самого этого слова, ни его гипотетического предка не содержит. В английском слово bad появляется около XIII в., по всей видимости, отделившись от средневекового глагола bædan — «вредить». Персидский вариант также развивается из средневекового корня vat — с тем же значением; заметит, что англо-персидские связи устанавливаются намного позднее, уже в Новое Время. Посему, перед нами просто совпадение, хотя и несколько неожиданное. Таким же совпадением являются для английского и китайского слово pay — платить, английского и корейского many — много, и наконец майянский и английский сообща именуют дыру словом hol(e). Однако, даже при самом накаленном воображении сложно представить, что индейцы майя происходят из Англии!

Десять пропавших колен Израилевых

Kingdoms of Israel and Judah map 831.png
Израильское и иудейское царства.

Диего де Ланда, фанатичный епископ Юкатана, отправивший в огонь десятки, если не сотни, «идолопоклоннических» манускриптов индейцев майя (и в конце жизни сам сожалевший об этом), остался в памяти потомков как первый профессиональный историк и хронист событий, произошедших на полуострове в первые годы после испанского завоевания. Среди прочего, изучая богатый индейский фольклор, де Ланда записал, и тем самым сохранил для потомков, легенду о том, что далекие предки краснокожего населения появились на континенте с Востока, перейдя «Великую Воду» по двенадцати тропам. Коротко отметив, что если история эта правдива, предки эти должны были иметь иудейское происхождение, он не стал развивать далее свою мысль. Де Ланда закончит свою рукопись «Сообщение о делах на Юкатане» около 1566 года, но, как множество иных трудов, принадлежавших перу его современников, она увидит свет не ранее XIX века (29).

Посему, стоит предполагать, что три года спустя, датский теолог Иоганн Фридрих Люмниус повторил практически ту.же мысль совершенно самостоятельно, не зная, и не имея возможности знать о мнении своего испанского предшественника. В своем сочинении «О страшном суде Божием и призвании индейцев» (ок. 1569 г.) он отстаивает мнение, что индейцы являются прямыми потомками десяти пропавших племен (или на библейский манер — «колен» Израилевых, судьба которых до нынешнего времени остается предметом научных споров[23]. Удивляясь, почему эта «истинно поповская теория», столь «очевидная» для людей того времени, никем не была озвучена ранее, английский исследователь Ли Элридж Хаддлтон, тем не менее указывает, что намеки на ее более раннее существование можно вычитать в трудах Лас Касаса, Овьедо, Торквемады и прочих. В частности, кардинал Торквемада — родной дядя основателя испанской инквизиции — кратко замечал: «Ибо население сказанных Западных Индий не является еврейским по своему происхождению, вопреки тому, как многим желательно было бы полагать, ибо тому противоречат множество соображений». Имена этих «многих» Торквемада, к сожалению, не называет, указывая лишь на Бартоломе де лас Касаса («который, как мне то видится, является сторонником подобной точки зрения»). Касательно Лас Касаса, как доказала находка и публикация его собственных трудов, Торквемада ошибся, прочих не назвал — по таковой причине (повторимся) в современном научном обществе принято полагать датчанина Люмниуса если не создателем, то первым популяризатором подобной идеи.

Откроем Библию еще раз.

В двенадцатый год Ахаза, царя Иудейского, воцарился Осия, сын Илы, в Самарии над Израилем [и царствовал] девять лет.

И делал он неугодное в очах Господних, но не так, как цари Израильские, которые были прежде него.

Против него выступил Салманассар, царь Ассирийский, и сделался Осия подвластным ему и давал ему дань.

И заметил царь Ассирийский в Осии измену, так как он посылал послов к Сигору, царю Египетскому, и не доставлял дани царю Ассирийскому каждый год; и взял его царь Ассирийский под стражу, и заключил его в дом темничный. И пошел царь Ассирийский на всю землю, и приступил к Самарии, и держал ее в осаде три года.

В девятый год Осии взял царь Ассирийский Самарию, и переселил Израильтян в Ассирию, и поселил их в Халахе и в Хаворе, при реке Гозан, и в городах Мидийских

(…)

Когда стали грешить сыны Израилевы пред Господом Богом своим, Который вывел их из земли Египетской, из-под руки фараона, царя Египетского, и стали чтить богов иных,

и стали поступать по обычаям народов, которых прогнал Господь от лица сынов Израилевых…

(…)

И прогневался Господь сильно на Израильтян, и отверг их от лица Своего. Не осталось никого, кроме одного колена Иудина.

— (IV Царств, гл. 17, ст. 1-18)

.
600 B.C. Louvre Museum.jpg
Израильские пленники, угоняемые в рабство.
Неизвестный автор «Евреи, угоняемые в Ассирию». - Ассирийский барельеф. - ок. 600 г. до н.э. - Луврский музей. - Лувр, Франция.

Вновь поясним современному читателю библейский текст. Изначально поселившись на землях древнего Ханаана, двенадцать племен израилевых, имена которых безвестные авторы Библии возводят к их прародителям: двенадцати сыновьям и внукам праотца Иакова (Ефрему, Дану, Вениамину, Иуде и т. д.) племена эти были сравнительно независимы, находясь под управлением выборных глав или судей — «шофетим» (ивр. שופטים‏). Постоянная угроза со стороны филистимлян — одного из самых сильных соседних народов, поставивших израильские племена буквально на грань уничтожения, вынудила древних евреев в конечном итоге объединиться в одно государство под эгидой светского царя. Однако, Саул царствовал сравнительно недолго, и погиб в одном из боев против филистимских захватчиков, а его преемники — Давид и Соломон, выходцы из племени иудина, совершили ошибку, характерную для многих властителей того времени, поставив собственное племя в привилегированное положение по отношению к остальным (так, по некоторым данным, Соломон даже освободил иудеев от уплаты государственных налогов). Ситуация эта особенно осложнялась тем, что Соломон, в согласии с распространенной в древневосточных монархиях системой, дополнял денежные взыскания тяжелой системой подневольного труда на строительстве городов, прокладывании каналов и прочей тяжелой работе, куда насильственным образом мобилизовалась каждый год шестая часть населения страны.

Все это не могло не вызвать скрытого, а позднее и явного антагонизма между Севером и Югом, закончившегося при Соломоне чередой открытых мятежей, которые удалось подавить с немалым трудом.

Один из таких мятежников — Иеровоам из племени Ефрема, после разгрома бежал в Египет и был более чем благосклонно принят фараоном Шешонком I, давно вынашивавшем планы ограбления богатого Израильского царства. Впрочем, при жизни Соломона эти тенденции оставались скорее в латентном состоянии, и вышли наружу окончательно после воцарения его сына Ровоама. Как рассказывает Библия, сразу после своего воцарения, это юный неопытный монарх, должен был в согласии с обычаем, отправиться в Сихем, чтобы там принять клятву верности от старейшины, представляющего северные племена. Здесь его ждал неприятный сюрприз: в качестве своего представителя северяне не нашли лучшим выдвинуть никого иного как мятежника Иеровоама. Впрочем, этот египетский ставленник изначально казался настроенным достаточно миролюбиво. Заверив юного царя, что северяне вполне готовы ему повиноваться, он выдвинул для того единственное условие: отмены части налогов. Опытные советники, доставшиеся Ровоаму «по наследству» от его отца, пытались сколь то было в их силах склонить царя к уступкам; но, как не раз случалось в истории, в юнце взыграла гордыня, и он, полагая для себя унизительным уступить в подобной просьбе, высокомерно ответил северянам, что в наказание за подобную дерзость, количество налогов будет увеличено.

Переговоры после этого немедленно прервались, Иеровоам и его свита покинули Сихем, после чего весь Север взялся за оружие. Юный царь, все еще не понимая серьезности положения, обрадовался возможности одержать легкую победу и силой принудить мятежников к повиновению. Чтобы еще более унизить их, он не додумался ни до чего лучшего, как поставить во главе своих карателей Адонирама — сборщика налогов, своей жестокостью возбуждавшего общую ненависть. Впрочем, он явно переоценил свои силы. Царские войска были разбиты наголову в первом же бою, и сам Ровоам едва сумел спастись бегством, чтобы скрыться за неприступными стенами Иерусалима.

Вслед за этим государство Давида и Соломона уже окончательно распалось на две половины: Северную (известную также как Северо-Израильское царство) и Южную — собственно Иудею, где с представителями одноименного племени осталась только часть колена Вениаминова. Ровоам, упорно не желая признать своего поражения, собрал очередное войско и ситуация закончилась бы полноценной гражданской войной, не вмешайся в последний момент пророк Самей. Именем Бога он сумел остановить резню, однако, последствия раскола преодолеть было уже невозможно. На развалинах империи Соломона возникло два слабых государства, беспрестанно враждовавшие друг с другом.

Jehu-on-black-obelisk.jpg
Иегу, царь Израиля (или его посол), преклоняющий колени перед Салманасаром III.
Неизвестный автор «Иегу перед царем Ассирийским». - Черный обелиск. - ок. 841–814 гг. до н.э. - Британский музей. - Лондон, Великобритания.

Когда еще было сказано, что «дом разделенный выстоять не может», но и в древности и в современном мире многим это еще невдомек. Последствиями раскола, как и следовало ожидать, воспользовался в первую очередь египетский Шешонк. Напав на оба государства, он изрядно опустошил их территорию. Чтобы избавиться от него, Ровоам вынужден был отдать египтянину сокровища Иерусалимского храма, вплоть до того, что со стен были сняты золотые щиты, установленные когда-то Соломоном, а на их место ничтожный сын великого отца приказал установить другие — из золотистой меди. Кого он хотел таким образом обмануть — непонятно, зато навсегда покрыл себя позором в глазах и современников и потомков. Со своей стороны, царь Израиля, Иеровоам, желая совершенно разорвать все связи с прежней столицей и прежней династией, распорядился основать новые храмы в городах Вефиле и Дане, должные заменить для его подданных привычное паломничество в Иерусалим.

Мы не будем здесь останавливаться на долгом соперничестве двух царств, каждое из которых желало покорить соседа, и не гнушалось призвать для этого на помощь внешних врагов. В частности, Израиль призвал к себе в союзники властолюбивого царя Дамаска, в результате чего тот полностью подчинив себе северное царство, заставив Иудею платить ему дань. Южане в свою очередь пытались опереться на помощь Ассирии — хищника еще более опасного и непредсказуемого. Осия, сын Илы, был последним израильским царем, по сути дела, узурпатором, убившим законного монарха — Факея, и занявшим его трон. Несколько лет он исправно платил дань Ассирии, затем, вновь заручившись поддержкой Египта и Дамаска, где как раз начиналась война против ассирийских захватчиков, он попытался освободиться сразу от всех.

Начинание это потерпело полный крах. Разгромив дамаскскую армию, ассирийский царь Салманасар полностью подчинил себе израильское царство за исключением его сильно укрепленной столицы, которой подступил с осадой в 724 году до н. э. Смерть помешала ему довести начатое до конца, однако, его сын, Саргон II благополучно завершил дело отца, в 722 году до н. э. взяв и разрушив израильскую столицу. Иудея выстояла лишь потому, что признала себя вассалом ассирийцев, обязавшись платить им ежегодно тяжелую дань. Пройдет время, и южное царство также исчезнет, однако, сейчас этот более поздний период не будет нас интересовать.

По обычаю своей страны, царь Саргон полностью переселил десять северных племен на территорию Ассирии. Библия довольно точно называет место ссылки — северная часть Месопотамии (ассирийские провинции Халах и Хавор, которые пересекала река Гозан — бурный приток Евфрата. В дальнейшем они просто исчезают из истории, по всей видимости, растворившись среди близких по языку и культуре семитов. Впрочем, верить в подобный конец готовы были далеко не все. В частности, непризнанная ни иудаизмом, ни христианством т. н. «Третья книга Ездры-пророка», так рассказывает об их дальнейшей судьбе: в одном из видений, явленных пророку, Господь рассказывает об их прошлом и будущем:

это десять колен, которые отведены были пленными из земли своей во дни царя Осии, которого отвел в плен Салманассар, царь Ассирийский, и перевел их за реку, и переведены были в землю иную.
Они же положили в совете своем, чтобы оставить множество язычников и отправиться в дальнюю страну, где никогда не обитал род человеческий,
чтобы там соблюдать законы свои, которых они не соблюдали в стране своей.
Тесными входами подошли они к реке Евфрату;
ибо Всевышний сотворил тогда для них чудеса и остановил жилы реки, доколе они проходили;
ибо через эту страну шли они долго, полтора года; эта страна называется Арсареф.
Там жили они до последнего времени. И ныне, когда они начнут приходить,
Всевышний снова остановит жилы реки, чтобы они могли пройти; поэтому ты видел множество мирное.
Но которые оставлены от народа твоего, это те, которые находятся внутри пределов Моих.
Ибо, когда начнет Он истреблять множество собравшихся вместе народов, Он защитит народ Свой, который останется.
И тогда покажет им множество чудес.

— (III Ездры, гл. 13, ст. 40-50)

.
Assyria map ru1.png
Ассирия. Зеленым обозначена предположительная область расселения пленных израильтян.

Как несложно догадаться, в таинственной стране Арсареф, отстоящей в полутора годах пешего (!) пути от Ефврата, Люмниус пожелал увидеть «Индию» то есть американский континент[24], позднейшие последователи дополнили эту идею тем, что еврейские беженцы, изначально переправленные на Эспаньолу и Кубу, почти без труда смогли перебраться на сам континент.

Надо сказать, что несмотря на всю спорность и неочевидность, теория «десяти пропавших колен» оказалась очень цепкой, найдя себе множество защитников и продолжателей. По всей видимости, идея носилась в воздухе, так как вряд ли что-то зная о предположении Люминуса (по причинам, перечисленным выше), ее придерживались такие крупные ученые как прославленный французский космограф Жильбер Женебрар, испанцы Диего Дуран, Хуан Суарес де Перальта, и наконец Хуан Товар. На самом деле, ее приверженцев было намного больше; но не стоит загромождать главу перечислением их всех; желающие сами откроют соответствующую литературу.

Какие же аргументы сторонники этой гипотезы предъявляли для ее защиты? Так как сам основоположник мало останавливается на этом вопросе, и столь же мало его интересует, каким образом беженцы сумели достичь Америки, или по крайней мере островов (если, конечно же, не привлекать в качестве объяснения чудо с расступившимися водами Красного моря), Диего Дуран, как честный исследователь, указывая, что единственно верный ответ на вопрос о происхождении индейцев способно было бы дать единственно Божье Откровение, за неимением такового, объединяющие тех и других. Дополнительное подтверждение своим взглядам он находит в Библейской книге Осии (одного из т. н. «малых» пророков), где Господь обещает своим приверженцам: «Но будет число сынов Израилевых как песок морской, которого нельзя ни измерить, ни исчислить; и там, где говорили им: „вы не Мой народ“, будут говорить им: „вы сыны Бога живаго“.» (Осия, 1:10). Разве неясно было, что Господь сдержал свое слово на американском континенте, дав потомкам Пропавших Колен целиком заполнить его собой? Кроме того, легенда о странствовании ацтеков, по выходе их из прародины, которую сторонники переселения индейцев из Атлантиды привлекали в качестве подтверждения своей теории, Дуран не менее уверенно толковал, как искаженное временем и короткой человеческой памятью, еврейское предание об Исходе из Египта, да и в историческое время индейцы отнюдь не чурались долгих путешествий и переселений в новые земли — это ли не доказательство долгого странствования их еврейских предков по пустыне?

Кроме того, индейцы вслед за евреями также полагали, что гнев Божий дает себе выход в землетрясениях, поглощающих злых людей, а также посылает своим приверженцам падающие с неба дары (в чем Дурану слышалось далекое воспоминание о небесной манне, упомянутой в Библии). Кроме того, некий старый индеец по его словам, начал сказание о сотворении мира со слов «Вначале Бог создал небо и землю» — явно звучащий параллелизмом к началу книги «Бытие». И наконец, приводя в качестве очень весомых (по мнению автора) «сходств» в верованиях, касающихся эпидемий, войн и буйства стихий, поклонению своим богам в горах, детских жертвоприношений, и наконец, обрядового каннибализма (вопрос, где исследователь умудрился его обнаружить среди индейцев или евреев так и остается открытым), и наконец — в качестве совершенно непреложного доказательства: упрямую приверженность индейцев к своей древней религии, которую они продолжали исповедовать тайно, несмотря на все усилия испанской инквизиции. Не соответствовало ли это целиком и полностью столь же упрямой приверженности древних израильтян к идолопоклонству, которое из раза в раз громили в своих речах пророки, да и сам царь Давид, в книге Псалмов, с проклятием отзывается о подобной практике?

34 Не истребили народов, о которых Господь сказал им,
35 но смешались с язычниками и научились делам их.
36 И служили истуканам их, и те стали им преткновением,
37 и принесли сыновей своих и дочерей своих в жертву демонам,
38 и проливали кровь невинную, кровь сыновей своих и дочерей, которых приносили в жертву истуканам Ханаанским, и погибла от их крови земля,
39 и осквернилась делами их, и впали они в блуд в обычаях своих.

— (Псалм 105 ст. 34-39)

.

Потомки Ханаана-прóклятого

Canaan Aramaean 3.png
Хеттский царь Бар-Рекуб на троне, и стоящий перед ним вельможа.
Т. н. Барельеф из Зинджирли (Турция). - Ок. 750 г. до н.э. - Пергамский музей, Берлин.

О Хуане Суаресе де Перальта мы знаем не так уж много. Его отец, носивший то же имя, и посему оставшийся в документах как Суарес-старший был одним из ближайших друзей Фернана Кортеса. Вслед за своей сестрой, вышедшей замуж за одного из соратников завоевателя, Суарес-старший перебрался в Новый Свет, где и появился на свет будущий хронист — «креол», как назывались в то время европейцы, родившиеся на территории американских колоний. Известно, что молодой Суарес де Перальта был успешным студентом, женился на испанке Анне де Сервантес, но рано овдовел, после чего (около 1600 года) перебрался в Испанию, где женился во второй раз. От этого второго брака у него родился сын по имени Лоренцо, в 12 лет оставшийся без отца.

Как видите, сведения довольно скудны. Однако, несмотря на свою короткую жизнь Хуан Суарес сумел оставить свое имя в истории как автор «Трактата об открытии Индий и покорения таковых». В этом ценнейшем для истории Нового Света сочинении, Суарес описывал события, основываясь, что называется на информации из первых рук: рассказов друзей отца, а также индейцев-ацтеков, вспоминавших о славных событиях прошлого. Однако, нас Хуан Суарес будет интересовать как автор, впервые озвучивший теорию «ханаанейского» происхождения индейцев.

Строго говоря, Суарес вполне разделяя распространенную в те времена точку зрения о том, что на американском континенте обосновались потомки десяти пропавших колен, в то же время отказывался поверить, что индейцы Флориды, эскимосы и жители Огненной Земли имеют общее между собой происхождения. Посему, как следовало из подобных соображений, вместе с евреями на американской земле оказался также кто-то другой. Он был готов согласиться, что ацтекская империя являлась прямым продолжением древнего Израиля; в качестве обычных для своего времени доказательств приводились ацтекские слова, сходные по произношению с древнееврейскими (впрочем, о подобных «сходствах» мы уже неоднократно имели удовольствие говорить), а также имеющееся по его мнению сходства в «идолопоклоннических обрядах» между пропавшими еврейскими племенами и подданными Монтесумы. Развивая ту же идею, он полагал, что таинственным «Арсарефом» были острова в Карибском море, откуда изгнанники с легкостью перебрались на собственно американский материк.

Впрочем, не довольствуясь этим, Суарес достаточно безапелляционно объявлял, что Америка была заселена задолго до потопа. Откроем Библию еще раз. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. (Бытие 6:4). Именно эти «исполины», столь жестоко разгневавшие Господа, что он не нашел иного способа избавиться от них, как залить всю Землю великим потопом, по мнению Суареса облюбовали для себя американский континент. В самом деле, до слуха писателя из Мексики и Перу доходили обрывочные сведения о нахождении неких гигантских костей — какие доказательства требовались еще?… Кстати говоря, что касается этих костей — наш ученый отнюдь не доверял досужим слухам, и ничего не присочинял для красного словца. Кости эти находили и находят сейчас, другое дело, что до рождения «отца зоологии» Жоржа Кювье оставалось еще более ста лет, во времена Суареса не было еще надежных методик, позволяющих по разрозненным ископаемым останках отличать скелеты человека и животного. Посему за кости «допотопных великанов» долгое время принимались останки мамонтов и гигантских ленивцев, населявших обе Америки во времена последнего оледенения. Впрочем, об этом времени у нас пойдет речь в следующих главах, а сейчас вернемся к начатому.

CanaanMap.jpg
Карта древнего Ханаана.
Неизвестный автор «Древний Ханаан». - ок. 1880 г. - Американское объединение воскресных школ. - Филадельфия, США.

Итак, во время потопа, который и затевался ради их уничтожения, порочные гиганты благополучно утонули все до одного, и опустевшую землю Господь населил новыми народами. Допуская, что кроме «десяти пропавших колен» в Америку наведывались также карфагеняне (по мнению Суареса, населившие острова Карибского бассейна), египтяне и эфиопы (об этих теориях мы поговорим ниже), и наконец — как новое предположение в затянувшемся споре, Нового Света достигли потомки Ханаана-прóклятого. На эту тему наш автор высказывается достаточно осторожно: полагая доказанным, то американские индейцы являются конгломератом многих народов, в разное время достигавших американских берегов (и здесь мы опять имеем дело с догадкой, дожившей до нашего времени!) Суарес говорит о том, что идея «будто они произошли от Ханаана-прóклятого может быть верна частично, однако не полностью». Несколько уточняя столь туманное высказывание, Суарес далее пишет, что древние ханаанеяне, проникнув в Новый Свет буквально растворились среди иных его обитателей, смешивая с ними свою кровь, культуру и язык.

Ну что же, нам придется еще раз открыть книгу «Бытие». Итак, после всемирного потопа, спастись на борту Ковчега по воле Господней сумел патриарх Ной с супругой, и трое его сыновей — Сим, Хам и Яфет, в те времена уже взрослые, успевшие обзавестись собственными семьями. Позднейшие толкователи Библии полагали старшего из троих братьев — Яфета, отцом европейских народов, Сима — арабов и евреев (по его имени получивших общее наименование «семитов»), и наконец Хам стал прародителем чернокожих африканцев. Так вот, высадившись после окончания потопа на подсохшую землю, старик Ной, как видно на радостях, что остался жив, развел виноградник и в скором времени уже угощался молодым вином. Однако, удержу в этом угощении патриарх, как видно, не знал, и опьянев, впал в буйство. Не понимая, что творит, он сорвал с себя платье, и голым заснул прямо на земле. Увидев отца в подобном виде, и немало посмеявшись, младший из братьев, Хам, стал звать прочих, чтобы они также могли вволю насладиться подобным зрелищем. Однако, более целомудренные или же просто лучше воспитанные, старшие братья предпочли накрыть старика полотном, причем делали это, повернувшись к нему спиной, и таким образом, избегнув постыдного зрелища. Проспавшись и протрезвев, Ной, конечно же, разгневался «хамским» поведением сына, однако, проклял почему-то не его самого, а ни в чем не повинного Ханаана — сына Хама, объявив во всеуслышание: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих (Бытие, 9:25).

Почему проклят был не Хам, но именно Ханаан — нашим с вами современникам понять уже затруднительно, в то время как с точки зрения безымянных авторов книги «Бытие» ларчик открывался элементарно просто. Ханаан — древнее наименование Палестины, «земли обетованной», которую Господь обещал евреям после Исхода из Египта. Захватив ее, как и следовало ожидать, завоеватели стали обращаться с коренным населением как с людьми второго сорта, для чего потребовалась «религиозная санкция». Впрочем, механизм подобных объяснений «неполноценности» того или иного народа задним числом мы рассмотрели выше. Здесь же стоит заметить, что «проклятие Ханаана», в позднейших богословских сочинений плавно перетекшее в «проклятие Хама», в течение многих столетий оправдывало порабощение африканских народов. Впрочем, в том, что касается Америки, у нас нет сведений, что испанские колонизаторы в своих действиях руководствовались подобными соображениями. С них вполне хватало идеи, что местное население представляет собой «животных», о которой мы опять же, говорили.

Никаких внятных доказательств в пользу своей теории Суарес не предоставляет, быть может, планируя собрать таковые в будущем, вернувшись после своего долгого пребывания в Старом Свете. Вернуться, как мы знаем, ему так и не довелось, потому давайте постараемся самостоятельно попытаться восстановить ход возможных умозаключений. Итак, кем были древние ханаанеяне, населявшие Палестину задолго до появления на ней потомков Моисея?

Уже во времена Суареса, как и ныне, было известно, что речь идет о западных семитах — народах, родственным евреям. Ханаанеяне скорее всего представляли собой не единый народ, но конгломерат близких по происхождению племен, населявших, как было в те времена в обычае, города-государства древней Палестины. В частности, «Книга Иисуса Навина», скрупулезно перечисляет народы, которые следует покорить в Земле Обетованной: хиввеи, периззеи, гиргаши, амореи, иевусеи, ферезеи, и наконец — хетты (Иисус Навин 3:10). Кроме того, все та же книга вскользь упоминает, что в процессе покорения Ханаана Иисус Навин уничтожил ни много ни мало тридцать одного царя! Разговорным языком здесь был финикийский, или близкие ему наречия, с единственным, пожалуй, исключением: хетты представляют собой индоевропейский народ, грубо говоря, близкий сегодняшним индусам и персам..

Надо сказать, что ко времени еврейского вторжения, эта земля уже могла похвастаться многовековой историей. Располагаясь на территории Плодородного Полумесяца, древний Ханаан был одним из важнейших центров, где началась как таковая цивилизация оседлых земледельцев. Около 9 тыс. лет назад здесь поднялся Иерихон, считающийся одним из древнейших (если не самым древним!) городом в истории Старого Света. Процветание Ханаана, построенное на плодородии его полей, вызвало к жизни оживленнейшую международную торговлю. Ханаан экспортировал в Египет и Месопотамию вино, оливки, финики, овощи. Торговлей занимались целые города, в частности, упомянутый в Библии Гаваон.

Hanaaneans.png
Ханаанеяне, грузящие кедр на финикийские суда.
«Барельеф с изображением левантийцев, грузящих кедр на финикийские суда.» - VIII в. до н.э. - Барельеф из дворца Дур-Шаррукин. - Хорсабад, Ирак.

Среди пестрого конгломерата племен, здесь побывали «народы моря», несколько позднее огнем и мечом покорившие Египет, здесь стояли войска гиксосов, привившие местному населению понятие о коневодстве, и умение вести сражение с боевых колесниц. Культура Ханаана по сути дела, не уступала в своем развитии соседним Сирии и Финикии, раскопки, производившиеся на этой земле во второй половине ХХ века явили миру изящные статуэтки, изображающие богов и богинь, женские украшения из серебра и золота, фаянсовые сосуды с фигурным орнаментом и даже барельефы из слоновой кости, выполненный с искусством, не оставляющим равнодушным даже современного зрителя. Кроме того, Ханаан производил ткани, окрашенные драгоценным пурпуром, а также предметы роскоши.

Впрочем, у этой страны была своя ахиллесова пята: ее процветание напрямую зависело от караванных путей, и случись тому или иному агрессору перекрыть их на достаточно долгий срок, страна неизбежно приходила в упадок. Кроме того, находясь на перекрестье путей, соединявших Азию и Африку, Ханаан неизбежно должен был возбуждать зависть и алчность воинственных соседей; в самом деле, вся его история представляет собой непрерывную борьбу за обладание этой землей, которую вели между собой известные хищники: Египет и Месопотамия, и лишь на время, когда по той или иной причине, оба завоевателя выбивались из сил, Ханаан мог насладиться коротким периодом независимости и процветания. Во времена, когда на эту землю вторгся Иисус Навин во главе своих людей, Ханаан представлял собой ограбленную и угнетенную египетскую провинцию, так что нет ничего удивительного, что евреям удалось без особого труда ее занять; сработало то же самое направление человеческого сознания, когда измученное бесконечными аппетитами собственного государства население готово видеть в любом агрессоре своего освободителя. Подобное проявилось во времена, когда германцы разоряли окончательно одряхлевшую Римскую империю, тот же механизм мы наблюдаем и здесь.

Если некритично принять на веру то, что рассказывается в Книге Иисуса Навина, нам может показаться, что подобная версия весьма сомнительна: так как безымянные авторы шестой книги Ветхого Завета с кровожадной радостью, присущей своему веку, рассказывают, как завоеватели вырезали все население до последнего человека, не щадя ни женщин, ни стариков, ни даже младенцев, убивая вместе с людьми также домашнюю скотину, и сравнивая города с землей. Впрочем, внимательный читатель может отметить, что в следующей за тем Книге Судей оказывается, что жители Ханаана не только не истреблены, но удерживают в своих руках мощные крепости, в частности Иерусалим, покорить который сможет только царь Давид несколько веков спустя. Они же охотно вступают в браки с еврейскими завоевателями, а также во множестве обращают их в свою веру, что вызывает бурный гнев жрецов Яхве.

Современные научные данные показывают, что (как и следовало ожидать), история о кровавом покорении Ханаана во многом приукрашена, в соответствии со вкусами времени и желанием возвеличить своих славных предков. На деле, уступавшие в вооружении своим ханаанейским противникам, евреи пропитывали собой страну, занимая слабонаселенные горные области, в то время как в долинах и за стенами крепостей продолжала процветать ханаанейская культура. Ничего удивительного, что роскошь и блеск древних городов служили для кочевников пустыни огромным соблазном, и кроме того, то одна, то другая еврейская область попадала под власть ханаанеян. Процесс борьбы и постепенного слияния этих родственных племен растянулся на века, завершившись едва ли не в римское время. Так что нет ничего удивительного (если принять на веру «теорию» о переселении изгнанных израильтян в Америку, что они волей-неволей увезли с собой своих многочисленных ханаанейских жен и мужей, а также детей от смешанных браков, позднее вместе с ними превратившихся в индейцев.

Заметим, что в момент выдвижения подобной теории, особого интереса к себе она не привлекла, и стала серьезным предметом обсуждения на целое столетие позднее. К этому мы еще вернемся, а пока движемся далее.

Окончание века

Gutenberg bible Old Testament Epistle of St Jerome.jpg
Первый лист латинской Библии в издании Иоганна Гутенберга.
Вульгата, латинская Библия, первый лист. - «Вступление» св. Иеронима, переводчика Св. Писания на латинский язык. — ок. 1450 г. - «Библия Вульгата» Иоганна Гутенберга. - Техасский Университет. - Остин, США.

Итак, Эпоха Великих Географических открытий не привела, да по большому счету и не могла привести к окончательному разрешению вопроса о происхождении населения обеих Америк. Забегая вперед, скажем — что единственного и непротиворечивого решения не найдено до сих пор, и все же зададимся вопросом — почему лучшие умы XVI столетия — эпохи исключительно богатой на необычных людей, философов и авантюристов не смогла даже приблизиться к решению проблемы?

Виной тому был сам метод, лежавший в основе исследований. Я предлагаю вам, читатель, на несколько минут углубиться в предмет философии науки. Там мы найдем, что для решения любой проблемы нам нужны две совершенно необходимые предпосылки: во-первых, это достаточное количество начальных фактов, на основе которых можно сделать однозначный вывод, и во-вторых — правильный метод. Так, к примеру, если вы решаете простейшую школьную задачу об определении скорости, в качестве фактов вам потребуется знать расстояние, пройденное бегуном или машиной, а также время, ими для того истраченное. Привычно поделив расстояние на время вы получите искомое. Это деление и есть метод, необходимый вам для решения задачи.

Но именно метод исследователей XVI века (за малым исключением отдельных гениев), рано или поздно заводил в глухой тупик. Давайте постараемся прояснить ситуацию. Средневековое общество, существовавшее в течение тысячи лет, вплоть до начала эпохи, о которой мы ведем речь, было обществом веры. Эта незыблемая вера в Бога и Его Законы служила опорой сменяющим друг друга поколениям в их отнюдь не простой жизни. Однако, каким бы образом не поворачивалась судьба, средневековый человек твердо знал, что за гробом его ждет богатое воздаяние. Догматы веры не подлежали сомнению и спорам, посему Библия (Ветхий и Новый Завет), воспринималась как объявление вечных божественных истин, единых и неизменных вплоть до самого конца короткого существования земного мироздания, и трубного гласа, возвещающего начало Страшного Суда. Однако, уже с древнейших времен вокруг Библии (которая в принципе своем не могла, да и не претендовала на то, чтобы служить готовым рецептом для каждого мелкого житейского вопроса), начал постепенно формироваться свод догматов второго порядка. Это было, в первую очередь «священное предание» — жития, труды отцов и учителей церкви, папские энциклики, решения Вселенских соборов и т. д. В качестве светской составляющей их дополняли труды великих мыслителей прошлого: в первую очередь Аристотеля и Платона, римских и греческих математиков, географов, медиков и т. д. Чем дальше по времени и содержанию тот или иной источник отстоял от Священного Писания, тем более он был открыт для толкования, спора и сомнения, однако, за тысячу лет Средневековой эры, привычка постепенно превратили их в носителей некой вечной истины, которую полагалось возможным поправлять лишь в частностях, достраивать — но не разрушать. Содержание древних трудов воспринималось как нечто, установленное раз и навсегда; и надо сказать, что в замкнутом мирке Средневековья, когда сын становился на место отца, и жизнь текла по привычному руслу — этого действительно хватало. Эпоха Великих Географических Открытий, разрушившая это привычное течение, вытащила на свет Божий явления, с которыми европейское человечество никогда не встречалось ранее. По сути дела, срабатывал известный евангельский принцип, против которого, кстати говоря, резко возражал основоположник новой религии: новое вино пытались наливать в старые меха: за неимением иного, непривычные понятия втискивали в старые схемы. Средневековое познание состояло в том, чтобы найдя для себя новый вопрос, найти его решение в самой Библии или фолиантах древних и новых великих авторитетов. Посему, действуя подобным образом, один за другим исследователи облюбовывали для себя некий древний народ, описанный в подобном произведении, выискивали то или иное «сходство» между ним и американскими индейцами (причем сходство это могло быть каким угодно: от звучания отдельных слов, до особенностей одежды, обычаев и т. д.), после чего вопрос полагался решенным. Факты, не укладывающиеся в желаемую теорию (на которые оппоненты немедленно обращали внимание, например — то, что индейцы, якобы произошедшие от евреев, понятия не имели об иудаизме), легко отметались под предлогом «одичания», «забывания», «приспособления к новым условиям жизни» и т. д. Неудивительно, что при столь свободном подходе, решений оказывалось столько же, сколько исследователей бралось за проблему, и из дикого разнобоя казалось, не было выхода.

Не следует смеяться над предками, читатель, данный с позволения сказать «метод», когда факты искусственно подгоняются к уже готовой теории, благополучно существует до сих пор, немного потрудившись, вы сами найдете тому немало примеров. Впрочем, давайте продолжать.

La Pinta, la Niña y la Santamaría.jpg
Макеты кораблей Колумба.
Макеты каравелл «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья». — Национальный музей Колумбии. — Богота, Колумбия.

Для того, чтобы ситуация сдвинулась с мертвой точки, нужен был настоящий прорыв, о котором мы предметно поговорим во второй главе, а сейчас обратим ваше внимание, что «библейские» теории, раз появившись, начали плодиться с огромной скоростью, исследователи с жадностью ухватились за столь незыблемый авторитет… и результат был предсказуем. Кроме «десяти пропавших колен» и ханаанеев, о которых речь у нас шла выше, нашлись желающие извлечь из забвения офиритов Педро Мартира. Точнее, эти новые исследователи, вряд ли зная о своем предшественнике, начали двигаться в том же направлении. (Отметим вскользь, что к приверженцам подобного направления большей частью относились жители Перу, в то время как колонисты Новой Испании предпочитали теорию Десяти Пропавших Колен). Впервые после уже упомянутого нами исследователя, об индейском Офире заговорил Бенито Ариас Монтана, личный капеллан Филиппа II Испанского, а заодно исследователь т. н. «многоязычной» Антверпенской Библии, в которой прямо указывает в качестве предка индейцев пра-пра-правнука Ноя, по имени Офир. Однако Педро Мартир опирался на Книгу Царств, рассказывающую о путешествии в Офир посланцев царя Соломона, причем оставалось неясным: был ли Офир в то время населен. Ибо если нет, следовало полагать, что моряки оставили здесь некую колонию, и в этом случае индейцев следовало полагать финикийцами или евреями, или здесь уже было население (и в этом случае оставался открытым вопрос — откуда оно пришло?), Бенито Ариас подошел к делу с другого конца. Ссылаясь на книгу Бытие, он напоминал читателю о существовании последнего перед Потопом праведного патриарха по имени Евер — эпонимического предка евреев. Далее, цитировалась собственно книга Бытие: «У Евера родились два сына; имя одному: Фалек, потому что во дни его земля разделена; имя брата его: Иоктан». (Книга Бытие 10:25) Позднейшие исследователи доведут вопрос до конца: какие могли быть сомнения, что именно этот Иоктан дал свое имя полуострову Юкатан?

Продолжатель столь славного начинания, Мигель Кабельо Бальбоа, согласившись со своим предшественником, пошел намного далее, задавшись вопросом, где и когда в Старом Свете появился народ, ставший затем прародителем индейцев? Его «Южный Альманах» вышел около 1582 года, и в этом издании, автор обратил внимание читателя на несомненное «сходство имен Перу и Офир», а также Иоктан и Юкатан, как то было сказано ранее. Ввиду того, что Иоктан был отцом Офира, и оба они происходили из Месопотамии, прародину индейцев следовало искать именно там. Ввиду того, что в обеих Америках имелось множество несходных между собой языков, путешествие имело место уже после известной истории с Вавилонской Башней. Таким образом, заключил Кабельо Бальбоа, Офир и его дети стали предками народов-мореплавателей Индии, а те уже пересекли океан, назвав свою новую родину в честь великого предка — Перу. Еще одним весомым «доказательством» служило то, что в библейском тексте, повествующем о путешествии кораблей Соломона в Офир наличествует загадочное слово Parbaim. Ввиду того, что у евреев -aim обозначает обычно «пару», сдвоенность, так Египет по-еврейски именуется Мицраим (то есть «два Египта» — Верхний и Нижний), Парбаим со всей очевидностью должно было значить «два Перу», то есть собственно страна этого наименования и полуостров Юкатан. В ответ на неизбежные возражения, что слово «Перу» до времен Конкисты было практически неизвестно, Кабельо Бальбоа, охотно соглашаясь с этим, объясняет ситуацию (как вы уже догадались, читатель), «одичанием» и «забвением» исходного имени.

И в то же время, противореча самому себе, этот исследователь вполне логично замечает, что случайные языковые сходства никоим образом не могут привести к решению, хотя бы потому, что языков в обеих Америках неисчислимое множество, и более того, в некоторых племенах дополнительно различаются «мужские» и «женские» языки, разительно отличающиеся друг от друга. Беря за основу язык кечуа, Кабельо Бальбоа обращает внимание, что к примеру слово «mayo», у испанцев обозначающее месяц май, на кечуа значит «река», а испанское «macho» (мужчина, самец), у кечуанских индейцев обозначает «старый».

Коротко говоря, ситуация окончательно зашла в тупик, и остановилась на стадии, когда, по словам известного популяризатора науки К. В. Керама «фантазеры ликовали, ученые же приходили в отчаяние». Единственным обнадеживающим моментом в американистике конца XVI века было пожалуй лишь то, что исследователи начали активно собирать и классифицировать исчезающий индейский фольклор — ну конечно же, с целью подтвердить ту или иную теорию. Для выхода из кризиса требовалась совершенно оригинальная идея, некий прорыв в исследованиях, который действительно произошел, о чем мы предметно поговорим уже во второй главе.

Примечания

  1. Huddleston, 2015, p. 4
  2. Huddleston, 2015, p. 5-6
  3. 3,0 3,1 Fritze, 2009, p. 72
  4. 4,0 4,1 4,2 Fritze, 2009, p. 73
  5. Fritze, 2009, p. 30
  6. Huddleston, 2015, p. 6-9
  7. В Библии «Ям-Суф» — тростниковое море. Отождествить его с «Черным» как пытаются делать уже вполне современные любители видеть то, чего нет, не получается никоим образом. Сходство имен существует исключительно по-русски. Кроме того, через Ям-Суф Моисей вел свой народ из Египта.
  8. Еще одна гипотеза состоит в том, что «фарсисский» в имени корабля относится не к порту приписки, но к технологии изготовления, и обозначает просто «тяжелый», или «прочный».
  9. Huddleston, 2015, p. 15-16
  10. Huddleston, 2015, p. 9
  11. Huddleston, 2015, p. 10
  12. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Tail/07.php
  13. http://www.e-reading.club/chapter.php/89000/13/Rat-Veg_-_Istoriya_chelovecheskoii_gluposti.html
  14. https://books.google.ca/books?id=mfw4AsSstmgC&dq=kings%27+list+spain+Tubal&hl=fr&source=gbs_navlinks_s
  15. https://books.google.ca/books?id=vQdyHIKrqJYC&pg=PA198&dq=king+hesper+of+spain&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwjgwbPhx-7LAhUKvIMKHWc4DZEQ6AEIKzAC#v=onepage&q=king%20hesper%20of%20spain&f=false
  16. Huddleston, 2015, p. 18
  17. Huddleston, 2015, p. 18-19
  18. Huddleston, 2015, p. 19
  19. Huddleston, 2015, p. 20-21
  20. https://books.google.ca/books?id=4JHMSNS6BZIC&pg=PA178&dq=aztlan+azt%C3%A8ques&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwj6spqZyqjMAhULmh4KHXKkAOYQ6AEIPTAG#v=onepage&q=aztlan%20azt%C3%A8ques&f=false
  21. Перевод С. Соловьева
  22. 22,0 22,1 Huddleston, 2015, p. 23
  23. https://books.google.ca/books?id=GhnjmZpSLwAC&pg=PA3&dq=origin+of+indians&hl=fr&sa=X&ved=0ahUKEwiVkfuc_-vLAhVGroMKHUhuD1AQ6AEIMzAC#v=onepage&q=origin%20of%20indians&f=false
  24. Из самого текста Люмниуса тредновато понять, Западную или Восточную Индию он имеет в виду, однако упоминание Магеллана и «антиподов» скорее всего, приводит нас в Америку. Хотя, сам автор, по всей видимости, был слабо знаком с подобными географическими тонкостями, и как минимум полагал обе «Индии» сравнительно близкими друг к другу странами.
Личные инструменты